Где-то сразу после полудня к нам нагрянули коллеги из медсанбата во главе со своим начальником подполковником Харевичем, невысоким человеком с большим носом на худом смуглом лице. Я не был с ним знаком. Впрочем, и других коллег из медсанбата я видел впервые. Они приехали на трех санитарных «уазиках» и привезли с собой медикаменты и хирургический инструмент.
Я представился Харевичу. Он поглядел на меня недоуменно. Видимо, его смутило то, что я был по локоть в крови и в нижней рубашке.
— Что, досталось, майор? — спросил он меня. Я пожал плечами. Дескать, сами видите.
— Раненых много? — поинтересовался он.
— Хватает, — сказал я.
— Тяжелых сразу на стол, — приказал он, обращаясь к своим подчиненным. И тут же мне: — Надо срочно оборудовать несколько операционных столов. Я привез трех хирургов.
— Прекрасно, — сказал я. — Значит, дело пойдет. Мы бы с Савельевым одни не справились. — Я указал глазами на начальника полкового медпункта.
— Мы с ним знакомы, — сказал Харевич. — Капитан часто бывает у нас в батальоне. Больных привозит.
— Знаю, — говорю я.
— Вы-то сами оперируете? — неожиданно спрашивает меня начальник медсанбата.
— Да, я хирург, — ответил я ему.
— Это хорошо, — удовлетворенно заметил он. — Не люблю терапевтов — от них никакого толку на войне. Знаете, как они лечат солдат? — улыбнувшись, спрашивает он, и я чувствую, что он горазд на шутки. — Берут таблетку, ломают ее на две части и говорят: вот это от живота, а это от кашля — смотри не перепутай.
Эту избитую шутку я знал еще со студенческих пор, однако сделал вид, что мне смешно.
— А вы? Вы тоже хирург? — поинтересовался я у подполковника.
— Нет, я чиновник от медицины, — вздохнув, сказал он. — Хотя когда-то тоже оперировал. Но это было еще при царе-Косыре. Сейчас мой главный инструмент — ручка и противный пропитый голос. Вы еще услышите, как я ругаюсь, — улыбнувшись, пообещал Харевич. — Ну, хватит болтать, пора за работу, — насупившись вдруг, произнес начальник санбата.
Он обвел взглядом наш импровизированный лазарет и остался недоволен.
— А вы что же это, майор? С неба поливает, а вы, понимаешь ли, даже навесы над операционными столами не соизволили установить.
Я тут же психанул.
— Вы думаете, до навесов нам было? — раздраженно произнес я. — «Чехи» тут такого шороха навели, что мы не знали, куда деваться, — сказал я. — Вы посмотрите, что творится вокруг. И это все вчера еще называлось лагерем. Врасплох нас застали, сволочи, врасплох, а вы говорите «навесы»…
Харевич больше не решился катить на меня бочку, понял, что я не сдамся. Он попросил, чтобы я распорядился поставить палатки под операционные.
— Товарищ майор, а мне что делать? — спросил меня Савельев.
— Прежде всего приведи себя в порядок, — сказал я ему совершенно по-дружески. Я все время помнил о том, что он спас мне жизнь, и был благодарен ему за это.
Савельев улыбнулся.
— Вы бы сами оделись, — сказал он мне. — Барышни ведь приехали…
— Что? Какие еще барышни? — не понял я.
— Как какие — медсестры из медсанбата! Неужели не заметили? — удивился он.
— Не заметил, — честно признался я ему. В самом деле, я не обратил внимания, кто там приехал с подполковником. Я чувствовал себя разбитым, и в голове моей не было ничего, кроме тяжелых мыслей. До того ли было? Я стал вертеть головой, но ни Харевича, ни его подчиненных я не увидел. Они, видимо, были заняты разгрузкой «уазиков». Я не знал, что мне делать. Потом все же решил, что мне необходимо сходить в свою палатку и отыскать гимнастерку, которую я впопыхах не успел давеча надеть на себя.
— Сейчас вернусь, — сказал я Савельеву. — А ты, капитан, когда приведешь себя в порядок, займись лазаретом. Собери начальников батальонных медпунктов — пусть они выделят тебе людей. Нужно срочно оборудовать операционные, а еще нужно начинать территорию приводить в порядок. Остальные санинструкторы и санитары пусть продолжают заниматься поиском раненых. Чтоб ни один человек не шлялся без дела, ты меня понял? Ну, коли понял, выполняй.
После этого я зашагал вдоль строя палаток. Я шел и не узнавал свой лагерь. Многие палатки были сорваны с кольев и грудой валялись на земле. Других и след простыл — на их месте дымились уголья. Моей палатке повезло, она осталась цела, только в нескольких местах была прошита автоматными очередями. Отыскав свою гимнастерку, я, прежде чем напялить ее на себя, умылся, использовав для этого питьевую воду, которая постоянно хранилась у нас в пластиковых бутылках из-под напитка, а затем уже оделся. Так что в лазарет я прибыл при полном, как говорится, параде.
— Гляди-ка, а он ничего, — неожиданно услышал я позади себя женский голос. Я обернулся и увидел двух молодых сержантов женского пола. Они улыбались, глядя на меня.
Я кивнул им и отвернулся, но тут же услышал голос другой барышни:
— Он мне больше нравился, когда был измазюкан кровью…
— Ты что такое говоришь, подруга? Тогда он был похож на мясника, — снова раздался голос первой барышни.
— Нет, то был настоящий хирург, а сейчас я вижу обыкновенного херувима, — усмехнулась другая.
Не желая слушать всякую чепуху, я отправился туда, где мои люди ставили палатки под операционные.
Где-то через полчаса, разделившись на бригады, мы начали оперировать. В палатке, где разместилась моя операционная, было довольно уютно и тепло. Бойцы запустили бензогенератор, протянули провода и подключили свет. В операционной стояло два стола, накрытых белыми простынями. Возле одного устроился я, другой стол был отдан в распоряжение капитана Лаврова, круглолицего близорукого брюнета, на носу которого висели тяжелые роговые очки. Он выглядел заправским хирургом: на нем была бирюзового цвета рубаха и такого же цвета штаны, а голову его венчал высокий колпак. По сравнению с ним я выглядел уездным лекарем, одетым в обыкновенный белый халат, который мне принес Савельев.
В палатку зашел Харевич. Он привел двух барышень, которые еще некоторое время назад несли за моей спиной всякий вздор.
— Вот, майор, выбирай любую, — сказал он мне и улыбнулся. — Обе хорошие операционные сестры.
Я растерялся. Я глядел на женщин и не видел их.
— Ну же, поторапливайся, майор, — нетерпеливо произнес начальник медсанбата. — Какую оставляешь?
И тут я неожиданно для себя спросил, обращаясь к барышням:
— Кто из вас сказал, что я похож на херувима?
Подполковник с удивлением посмотрел на меня — он ничего не понимал. Но женщины поняли меня.
— Я, — негромко призналась одна из них. Это была высокая барышня с тонкими чертами лица и умным, чуть ироничным взглядом. На ней, как и на капитане Лаврове, была операционная униформа — бирюзовые рубаха, штаны и колпак.