Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
Но они все-таки задержались, и на этот раз Педро Викарио подумал, что его брат намеренно тянет время. Пока они пили кофе, в кухню вошла Пруденсия Котес — девица в расцвете юности; в руках она несла кипу старых газет, чтобы развести огонь в очаге. «Я знала, что они задумали, — сказала она мне, — и не только была с ними согласна, но никогда не вышла бы за Пабло замуж, если бы он не выполнил свой долг мужчины». Прежде чем покинуть кухню, Пабло Викарио взял у нее два газетных листа и один отдал брату — завернуть ножи. Пруденсия Котес осталась ждать в кухне, пока не увидела, как близнецы прошли через двор; она продолжала ждать еще три года, не поддаваясь ни на минуту отчаянию, пока Пабло Викарио не вышел из тюрьмы и не стал ее мужем на всю жизнь.
— Будьте очень осторожны, — сказала она им.
Так что Клотильде Армента частично была права, когда ей показалось, что братья уже не отличаются прежней решимостью; она подала им бутылку отвара медвежьего ушка в надежде взбодрить их. «В тот день я поняла, — сказала она мне, — как мы, женщины, одиноки в этом мире!» Педро Викарио попросил у нее бритвенные принадлежности ее супруга, и Клотильде Армента принесла ему помазок, мыло, висячее зеркальце и бритву с новым лезвием, но он побрился своим ножом-тесаком. Она сочла это высшей степенью проявления мужского превосходства. «Он был похож на убийцу из кинофильма», — сказала она мне. Однако Педро Викарио объяснил мне позднее, что в казарме научился бриться навахой и в дальнейшем не мог это делать иначе. Его брат побрился более скромным образом — безопасной бритвой, одолженной у дона Рохелио де ла Флор. Наконец в полном молчании и неторопливо они распили бутылку, наблюдая с отрешенным видом полуночников за темным окном в доме напротив, а в это время мимо с притворным равнодушием сновали клиенты, покупая без всякой надобности молоко, спрашивая о несуществующих продуктах с единственной целью — убедиться, верно ли, что близнецы ждали Сантьяго Насара, чтобы убить его.
Братья Викарио так и не увидели света в окне. Сантьяго Насар вошел в свой дом в 4.20 утра, но ему не пришлось зажигать огонь, чтобы добраться до спальни — фонарь на лестнице горел всю ночь. Как был — в одежде — он бросился в темноте на кровать, для сна у него оставался только час; таким его и нашла Виктория Гусман, когда поднялась будить — пора идти встречать епископа. Вместе с ним мы были у Марии Алехандрины Сервантес до трех утра и даже чуть позже; тогда она сама отпустила музыкантов и погасила огни на танцевальной площадке, с тем чтобы мулатки ее заведения наслаждений улеглись отдыхать в одиночку — без клиентов. Вот уже три дня и три ночи девицы трудились без отдыха, вначале тайно обслуживая почетных гостей, а затем — распахнув настежь двери для тех, кто, как мы, остались без пары на свадебной гулянке. Мария Алехандрина Сервантес, о которой мы говорили, что заснет она только тогда, когда умрет, была самой элегантной и самой нежной женщиной из всех, кого я знал когда-либо, самой услужливой в постели, но и самой строгой. Она здесь родилась и выросла, здесь и жила — в доме с широко открытыми для всех дверьми, сдавая внаем несколько комнат, с огромным патио — площадкой для танцев, где вместо фонарей висели сухие тыквы, купленные на китайских базарах в Парамарибо[9]. Именно она покончила с целомудрием юношей моего поколения. Она обучила нас намного большему, чем нам следовало бы знать, но главное — она втолковала нам, что нет более печального зрелища на свете, чем пустая кровать. Сантьяго Насар потерял разум, едва увидев ее. Я предупредил его: «Бойся, сокол, нежной цапли!» Но он не слушал меня, сбитый с толку волшебным воркованием Марии Алехандрины Сервантес. Она была его безумной страстью и поводом для рыданий в его 15 лет, пока Ибрагим Насар не выгнал сына ремнем из ее постели и не запер его более чем на год в асьенде «Божественный лик». С той поры их связывало глубокое уважение, однако без особых излишеств в любви, и она относилась к Сантьяго Насару с таким почтением, что не ложилась в постель к другому, если Сантьяго Насар был неподалеку. В мои последние каникулы она рано выпроваживала нас под смехотворным предлогом, будто устала, однако дверь при этом оставляла незапертой и забывала гасить фонарь в коридоре, чтоб я тайком мог к ней возвращаться.
У Сантьяго Насара был почти фантастический талант к переодеванию, и его любимым занятием было менять одежды на мулатках так, что они сами себя не узнавали. Он вытряхивал гардероб одних, чтобы нарядить других, так что девицы в конце концов ощущали себя непохожими на самих себя и точь-в-точь такими, какими не были. Как-то одна из мулаток увидела себя в другой настолько четко, что разразилась рыданиями. «Мне показалось, что я вылезла из зеркала», — сказала она. Но в ту ночь Мария Алехандрина Сервантес не позволила Сантьяго Насару в последний раз насладиться своим искусством иллюзиониста и сделала это под таким легкомысленным предлогом, что мерзкий привкус одного лишь воспоминания об этом изменил ее жизнь. Поэтому мы ушли, потащив за собой музыкантов распевать серенады, и продолжали развлекаться сами, в то время как близнецы Викарио ждали Сантьяго Насара, чтобы убить его. Именно ему пришла мысль подняться в четыре утра на холм, где стоял дом вдовца Ксиуса, и пропеть серенаду молодоженам.
Мы не только спели под окнами, но и запустили в саду петарды, но из дома не доносилось никаких признаков жизни. Нам не пришло в голову, что в доме никого нет, тем более что у ворот стоял новый автомобиль еще с открытым верхом и украшенный по случаю праздника атласными лентами и парафиновым флердоранжем. Мой брат Луис Энрике — он уже тогда играл на гитаре как профессионал — импровизировал в честь молодых супругов песню о брачных кознях. До этого момента дождя не было. Наоборот, в небе висела луна, воздух был прозрачен, а в глубине оврага виднелись переливы светящихся гнилушек на кладбище. С другой стороны можно было различить банановые рощи, синие в лунном свете, печальные болота, а на горизонте фосфоресцирующую линию Карибского моря. Сантьяго Насар указал на мерцающий огонек в море и сказал, что то была бесприютная душа утопленника с рабовладельческого судна, шедшего с живым грузом из Сенегала и затонувшего у входа в порт Картахены де лас Индиас. Нельзя было и подумать, что совесть его неспокойна, хотя тогда он еще не знал, что эфемерная супружеская жизнь Анхелы Викарио закончилась два часа назад. Байярдо Сан Роман отвел ее в дом родителей пешком, чтобы шум мотора преждевременно не разгласил его несчастья; и при потушенных огнях он сидел один в огромном и счастливом доме вдовца Ксиуса.
Когда мы спустились с холма, мой брат пригласил нас позавтракать жареной рыбой в лавке на рынке, но Сантьяго Насар возразил: ему хотелось часок поспать до приезда епископа. Он ушел с Кристо Бедойей по берегу реки, обходя в старом порту хижины бедняков, где уже зажигались огни; перед тем как завернуть за угол, он взмахнул рукой в знак прощания. Мы видели его в последний раз.
Кристо Бедойя, с которым он договорился встретиться позднее в порту, попрощался с ним у задней двери его дома. Как обычно, учуяв его приход, залаяли собаки, но Сантьяго Насар успокоил их в темноте звяканьем ключей. Виктория Гусман следила за кофейником на плите, когда он прошел через кухню внутрь дома.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
