Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
— А потом подключим Крутицкого, — сказал Бен, — он как раз сильно Интернетом увлекся. Илья говорил, Крутицкий собирается инвестировать полсотню штук примерно в Тимову студию. Часть денег можно перекинуть на журнал. И будет нам наш русский Wired.
— Ну, Wired мы уже типа переросли, — сказал Андрей.
— Давай ты будешь поменьше трепать, — сказал Тим Бену. — Я понимаю, мы все вместе работаем, но… мы пока с Владом ничего не подписали, так что все еще может накрыться.
Глеб понял, что потерял нить беседы. Больше всего его занимало, как бы не свалиться с шара. За спиной словно раскрывалась неприятная пропасть. "Из Африки он, что ли, эту траву привез?" подумал Глеб.
— Послушайте, — сказал Андрей, — мы типа должны решить еще один вопрос: как мы назовем наш журнал?
— Главное, чтоб не было слова "Интернет", — сказал Шаневич, — все эти "Мир Интернет", "Планета Интернет", "Галактика Интернет" надоели хуже горькой редьки.
— Давайте назовем просто "Интернет", — предложил Глеб, решив, что надо хоть что-то сказать.
На него посмотрели так, что он сразу понял: все догадались, что он обкурился.
— Я предлагаю "Хрусталь", — сказал Бен, — во-первых, потому что Хрустальный — он и есть Хрустальный, во-вторых, потому что название вообще неважно, оно просто должно стать крутым брэндом.
— И в-третьих, — подхватил Андрей, — в этом есть как бы эзотерические коннотации: хрустальный шар, предсказания будущего, весь этот нью-эйдж.
При слове «будущее» Глеб внезапно понял, отчего кружится голова. У него на глазах начиналась новая эпоха. Будто он слышал, как Галич пишет «Леночку» или Высоцкий — «Татуировку». Или, скажем, смотрит через плечо Галуа, когда тот набрасывает основы теории групп. Никто из собравшихся об этом не говорил, но все понимали: все, что случится в русском Интернете, будет теперь делиться на "до "Хрусталя"" и "после "Хрусталя"".
— А писать его, отец, надо вот так, — сказал Арсен и написал: KHRUSTAL. — Тут есть Ru, даже RUS есть, странное сочетание KH, и домен сразу ясен.
— И еще есть Сталин, — сказал Ося. — И это очень правильно для нас, евразийцев.
— А чтобы было ясно, о чем речь, — сказал Шаневич, — назвать его надо KHRUSTAL.Ru.
Дальше Глеб помнил смутно: Андрей рисовал на бумажке схемы со стрелочками — структуру будущего журнала. По обкурке понять это было просто невозможно, и Глеб прикидывал, как будет выглядеть логотип. Написал слово «хрусталь» по-русски и в английской транскрипции, а вспомнив, что сказала утром Снежана, приписал к словам khrustal и «хрусталь» их смесь — xpyctal.
— Смотри, — объяснял он после совещания Андрею, — вот можно сделать буквы такими округлыми, будто из шаров. А еще можно использовать эффекты в CorelDraw и сделать их такими… ну, я сейчас покажу.
Глеб уже пошел к компьютеру, но Андрей его удержал.
— Подожди, — сказал он, — ты мне скажи, а это что такое?
Его палец указывал на последнее слово.
— А, это… — протянул Глеб. — Это просто так, я думал, как можно латиницей…
Шаневич, который тихо беседовал с Арсеном, неожиданно хлопнул Глеба по плечу:
— Не стесняйся, парень, со всеми бывает!
— С тобой тоже? — изумился Андрей.
— Ну уж нет. Мне как-то и без Снежаны есть чем себя развлечь. И вообще, должны же быть в Интернете места, куда я не хожу. Что я, в каждой бочке затычка?
— Ты сказал, отец, — засмеялся Арсен.
— Ребята, вы объясните… — начал было Глеб, но внезапно смех как по команде смолк. Глеб обернулся: в дверях стояла Снежана с телефонной трубкой в руке. Глядя на Арсена, Снежана сказала:
— Это тебя, Глеб.
Глеб извинился и взял трубку.
— Алло.
— Привет, это Оксана, — услышал он. — Не узнаешь?
— Узнаю, конечно, — ответил Глеб. Сегодня прямо какой-то день встречи выпускников. — Ты что, в Москве?
— Я завтра улетаю. Извини, что в последний момент.
— А откуда у тебя номер? — сообразил Глеб.
— Мне Емеля дал, — сказала Оксана. — Я с ним виделась неделю назад. Он процветает.
Глава шестая
Дела обстояли хуже некуда. Это Емеля понял уже на следующее утро, но два дня прошло в попытках убедить себя, что можно отыграть назад или хотя бы оттянуть неизбежное. Он пытался связаться с Крутицким или уговорить заказчика подождать еще пару дней — тщетно. Надежды не было; не только Емеле, но и всем в офисе было ясно, что это конец. Деньги исчезли. В одном из звеньев хитроумной цепочки, выстроенной Абрамовым, случился сбой — неважно, случайный или намеренный. И теперь, вместо комиссионных, на которые они рассчитывали, на фирме повисал долг в полмиллиона долларов — сумма, для небольшой компании вроде "Лямбды плюс" невообразимая. Будь Абрамов в офисе, он бы добрался до Крутицкого и понял, что происходит на самом деле. Но сотовый Абрамова молчал, и липкий страх постепенно затоплял Емелин живот, точно фантастичееская капля из старого фильма, что росла и росла, пока не поглотила весь мир.
К вечеру третьего дня пришло спокойствие. Емеля знал, что скрыть случившееся не удалось. Когда вернется Абрамов, надо будет разбираться с долгом — а пока можно только радоваться, что ни Ирки, ни Кости с Емелей нет: он слишком хорошо помнил истории о людях, спешащих выбить долг быстро и бессмысленно, не давая должникам возможность его отработать.
На всякий случай он вчера достал из сейфа пистолет, купленный ими с Абрамовым еще в кооперативные годы. Патроны валялись дома на антресолях, вечером он их достал и зарядил оружие, которым толком и пользоваться не умел. Когда рукоятка пистолета легла в ладонь, Емеля неожиданно обрадовался. По крайней мере, если они придут, он их встретит с оружием в руках. Смешная мальчишеская радость тридцатилетнего мужчины, в детстве посмотревшего все гэдээровские фильмы с Гойко Митичем и все французские — с Аленом Делоном. Как они пели в школе, "и тяжелый АКМ наперевес". А еще: "я и верный мой друг карабин". Емеля взвел курок и прицелился в зеркало, сказав себе: "Еще не вечер, друг, еще не вечер".
Вместе с патронами он нашел на антресолях альбом выпускного класса — кожаный, с эмблемой пятой школы на обложке. Валерка Вольфсон тогда еще пошутил, что лучше бы золотом написали "КУРЯНЬ — ДРЯНЬ", негласный девиз их школы, проклятие Курянникову, директору, которого прислали из РОНО после чудовищного погрома 1972 года. Ни Вольфсон, ни Емеля никогда не видели вышедшего на пенсию Куряня, но твердо знали: когда Высоцкий поет, что в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке, он имеет в виду именно эту надпись. Во всяком случае, так говорили выпускники, побывавшие в Париже.
Альма матер, альма матер. Вот они все, по алфавиту. В лыжных курточках щенята и всего одна смерть. Все 35, точнее 36 человек. Виктор Абрамов — еще в очках, не в линзах, с лицом типичного умника, отличника-хулигана, классического персонажа матшкольного фольклора. Глеб Аникеев, уже полнеющий, с полуулыбкой, тогда казавшейся нагловатой, а сегодня — скорее, нерешительной. Валера Вольфсон, напротив, улыбается широко, словно знает, что через десять лет окажется в Америке, где положено улыбаться. Феликс Ляхов, единственный из всей компании, кто уже тогда выглядел мужчиной, мужиком, с прищуром и вполне заметными усиками. Светка Лунева, еще не растолстевшая после двух детей, но с тем же видом — не то погружена в себя, не то просто дурочка. Ирка — довольная, улыбчивая, та, какой он ее и полюбил через три года, встретив первого сентября в школе. Оксана — сосредоточенная, задумчивая брюнетка, в которую он был влюблен в седьмом классе, когда они все только собрались. Она казалась ему романтической героиней, но к десятому классу это прошло: Марина вытеснила из его сердца всех женщин — и надолго. А вот и он сам, Миша Емельянов, простодушно радостный, явно не подозревающий, что через дюжину лет будет рассматривать этот альбом, чтобы не думать о долге в полмиллиона долларов. Да скажи кто тогда — он бы только рассмеялся. Откуда полмиллиона, когда и 20 копеек на мороженое не найти. Марина Царева, первая красавица. Кто бы мог подумать, что все так обернется… через столько-то лет.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
