– И не будет! Только что приходил, извинялся. Приятель, говорит, попутал, красотой моей соблазнился. Ну, он приятелю потом врезал… Уезжает, кстати. Гошка-то, на заработки. Звал проститься.
– Пойдешь?!
Девушка улыбнулась:
– Не одну звал – с тобой вместе! Он ведь неплохой парень. Гошка… только дурак.
– Ага, дурак. Создал себе кодлочку!
– Так я и говорю… – Настя неожиданно вздохнула. – Водится с какими-то козлами… Мать только седеть заставляет. Сейчас с Элькой Размяткиной ходит, длинная такая… Тоже мне, нашел раскрасавицу… Ой, Лешка, я все время вспоминала – как ты их раскидал! И весь такой стал… накачанный… Когда успел только? Раньше ведь тощим был.
– Стараюсь, – скромно потупил глаза юноша.
Девушка с восхищением взглянула на него и пододвинулась ближе.
– Можно, я твои мускулы потрогаю? – спросила она негромко.
– Пожалуйста! – Лешка с готовностью сжал руку в локте.
– Не так… Ты сними футболку… Нет, дай, я сама сниму…
Юноша понял руку… Стащенная футболка полетела на пол, а нежные девичьи руки обхватили плечи и шею… А губы целовали, целовали, целовали…
Ну, нет… Лешка взял в кулак всю свою волю… Нет. Только не так… Она то думает. Что он – это не он. Вернее, что он – это он… Тьфу ты, совсем запутался…
А руки уже задирали на девчонке майку, гладя загорелую кожу…
Отвлекаясь на миг от поцелуев, Настя озорно улыбнулась и, грациозно стащив майку, бросила на койку, рядом…
– Постой… – сопротивлялся Лешка. – Сперва я тебе должен что-то сказать! Обязательно должен!
Настя вдруг сникла, обиженно опуская глаза:
– Я тебе что, уже больше не нравлюсь?
– Нет, что ты! Очень нравишься… Только…
– Что – «только»? – в синих глазах девушки вдруг показались слезы.
И в этот момент скрипнув, открылась дверь… На миг. На один только миг. И тут же захлопнулась с грохотом. Словно бы где-то рядом вдруг выстрелила пушка. Какая-нибудь гаубица.
Поспешно натянув майку. Настя вылетела прочь. На ходу обернулась насмешливо:
– Вот уж не думала, что у тебя здесь проходной двор!
И ушла, хлопнув дверью так же громко, как только что. Впрочем, нет – пожалуй, чуть тише. Но – от всей души, надо думать.
Ну, вот… Лешка с остервенением сплюнул на пол. Надо же так – сразу подставил обоих – и девчонку… и парня… Это ведь он только что сюда заглядывал, он, Лешка Смирнов! Он и дверью хлопнул, узрев любимую девушку в объятиях… непонятно кого… Гляди-ка, даже со спины узнал… А впрочем, немудрено, блондинок в деревне – по пальцам пересчитать.
Что он теперь будет думать о Насте – можно себе представить с легкостью! И – точно с такой же легкостью – что Настя будет думать о Лешке. В лучшем случае – что импотент! Вот так-то! Хотел как лучше, а получилось… Лучше и не думать, как получилось… Хотя…
Лешка упрямо сжал губы.
Почему же не думать? Как раз – думать! Как исправить ситуацию, вот о чем думать! А подумать тут есть над чем. Как? Как? Ну, положим, для начала…
В дверь постучали, и юноша обрадованно вскочил с койки – наверняка, это вернулась Настя…
Рванул дверь…
Фиг!
На пороге, мерзко ухмыляясь, стояла… бабка Федотиха! С каким-то длинным свертком под мышкой, в обычном своем цветастом платке, в затрапезной плюшевой юбке фасона «прощай молодость». Запоминающееся было у бабки лицо, запоминающееся и, вместе с тем, как ни странно, вполне обычное – морщинистое, продолговатое, с небольшими усиками над тонкими, ехидно поджатыми губами, и остреньким носом. Обычная, можно сказать, бабка… если бы не взгляд. Взгляд у Федотихи был неприятный, острый, просвечивающий, словно рентген. Гнусный такой взгляд, а глазки – маленькие, непонятного цвета, цепкие…
– Э-э… Вы к кому? – ошарашенно поинтересовался Лешка.
– К тебе, милок, – ехидно прищурилась бабка. – Ты ведь – Смирнов Алексей?
– Ну, я…
– И тот, что сейчас сюда придет – тоже Смирнов Алексей. Не однофамилец, не родственник какой, упаси, Боже. Он – ты и есть. Двое вас теперь. И один должен сгинуть.
Лешка вздрогнул:
– То есть как это – сгинуть?
– А так… Нет вам двоим места на этой землице. Ты его, Леша, возьми да убей… Вот прямо сейчас и убей, а тело-то мертвое, не думай – растворится, исчезнет. И станешь вновь ты – ты!
– Да что ты такое несешь, старая дура?!
– Не кричи, не кричи, милай… Просто возьми – и убей, ты ведь это умеешь, научился, поди… там… – Федотиха с ухмылкой развернула сверток, протянув Лешке… тяжелую турецкую саблю.
– Бери, милай! Чай, твоя…
Глава 4Средняя полоса России. Деревня КасимовкаБрат-2
И опять я кричу: «Погодите, постойте!
Я еще не готов, дайте день на сборы…
Андрей Макаревич
…сабелька?!
Поджав губы, Федотиха пристально взглянула Лешке в глаза.
– Проваливай! – заорал тот. – Иди, куда шла, дура старая!
– Я-то уйду. – Старуха, казалось, ничуть не обиделась. – А вот кому-то из вас – не жить. Пойми, дурачок, не можете вы вместе, на одной землице. Кто-то из вас должен умереть! Пойми, ведь никто ничего не узнает – мертвяк растворится, исчезнет, уж поверь, сделай милость. Вот сейчас он войдет… это ведь ты войдешь, ты… Один лишь взмах сабелькой, и… И снова вернется прежняя жизнь! И все скоро забудется!
– Уходи! – Юноша выхватил у бабки саблю, и вдруг нехорошо ухмыльнулся. – Впрочем, нет, постой… Сейчас ты мне все выложишь! Все-о! И про болото, и про переход, и про…
Федотиха скорбно покачала головой:
– Дурень ты, Леша. Коли б ты мог что со мной сделать, так, думаешь, я пришла бы?
Отбросив саблю, Лешка рванулся к незваной гостье, ухватил за руку… и почувствовал, что поймал пустоту. Нет, не бабка Федотиха лично заявилась к нему, то было привидение, морок, оживший кошмар Черных болот!
– Ну, неволить не буду, – скрипуче расхохоталась старуха. – Не хочешь, как хочешь – было бы предложено. Одначе, помни – одному из вас все равно не выжить… Еще и отрока малого к смерти притянете, которого стрелой… Помнишь? Ты глазами-то не зыркай, ухожу я…
Федотиха бесшумно выскользнула на крыльцо… и исчезла. Вот только что была – и нету, остался лишь сильный запах озона. Будто в грозу.
Покачав головой, Лешка в смятении уселся на койку…
И тут же послышались торопливые шаги на крыльце. Бабка не обманула – пришел тот, другой…
– А-а-а! – кинулся с криком, без всяких разговоров желая зарядить по морде.
