Или нет? Кресло вдруг резко скрипит, подобно дому, когда Билл, вроде бы не обращавший внимания, наклоняется резко, как атакующая кобра, и выкладывает свои буквы. Еще не видя первую букву, просто по быстроте игры и из-за одновременного укола отчаяния от Джилли Джек понимает, что сделал глупость.
Естественно, Билл, начиная с буквы «S», выкладывает все буквы со своей подставки под хор стонов одушевленных и неодушевленных. Он не торопится, строит слово задом наперед, щелкая каждой буковкой о доску, и выкладывает «Е», «Т», «О», «G», «Y», продлевая торжество, пока Джек глядит в душевной муке, ужаленный им же выложенным «инсектом». И потом кладет последнюю букву.
— Черт! — восклицает дядя Джимми. — Три удвоения слова!
Джилли тычет локтем в больную руку Джека — сильно.
— Ты за кого играешь?
— Стоп! — заявляет Эллен. — А вообще есть такое слово?
Билл натягивает идеальную маску игрока в покер: все знают, что он не прочь иногда подсунуть туфту, добиваясь победы блефом с помощью отцовского авторитета и подавляющего словарного запаса, и даже когда на него нажмут, хотя правила его к этому не обязывают, придумывает определения, которые звучат вполне экзотично, чтобы оказаться правдой, иногда даже ею оказываются, и поэтому трудно бывает решить, когда он блефует, а когда заманивает.
— Это требование проверки?
— Брось, Эл, — говорит дядя Джимми, на которого она оборачивается в поисках ответа. — Точно есть такое слово.
— А что оно значит?
— Ну, это… это… — Он водит сигаретой в воздухе. — Что-то вроде какой-то клетки.
— Па?
— Посмотри, Эл. Рядом с тобой лежит отличнейший словарь. Прямо на столе.
Эллен листает словарь, а Джек подсчитывает очки у Билла — пытается подсчитать. Буквы расплываются, будто в глазах слезы. Этого только не хватало, думает он. Вот еще и так опозориться. Он сердито моргает.
— Кажется, сто сорок восемь очков, — говорит Билл. — Тебе бы лучше было поставить «nicest»,[7]Джек, — добавляет он с самой своей козырной улыбкой телеведущего «Внутри Пояса», как будто Джек уже сам этого не сообразил, спасибо, что подсказал.
Зрение, и без того неясное, расплывается еще сильнее. Буквы дрожат, потом доска раздваивается, обе доски наложены друг на друга, как отражения в пруду. Джек трет глаза, пытаясь совместить раздвоенные изображения, сдвинуть их как надо, но без толку. И слов ни на одной доске он рассмотреть не может — они какие-то полусформировавшиеся, нефиксированные, отдельные буквы всплывают и тут же тонут, будто в каком-то супе из алфавита.
Он поднимает взгляд, вспоминая ту минуту в душе, когда точно так же плыло лицо Джилли. Но мир настолько тверд и един, насколько может быть в сердце урагана. Вроде никто не замечает ничего необычного. Даже Джилли, которая смотрит на него так сердито, что он прячет глаза, не в силах встретиться с ней взглядом, хотя то, что за этим взглядом — отлично воспринимает: ее обвинение и недовольство тычет его, как тот же локоть, только посильнее. Джилли любит проигрывать еще меньше, чем он.
Ничего не изменилось. Доски продолжают все то же неприятное сосуществование, словно ждут, чтобы он выбрал между двумя альтернативными словами или мирами. Дымный воздух будто потяжелел от той неправильности, что превращает сны в кошмары, и некуда деться от искажения его тяжести. Почему никто больше не чувствует, какая тут идет борьба прямо перед глазами? А почему он чувствует? Не то чтобы ему был от этого толк, он ведь не может ни повлиять на происходящее, ни понять… или это последствия удара, которого он не помнит? Подумаешь, великая загадка — башкой треснулся. Может, Джилли права, думает он, и надо бы показаться врачу…
— Нашла, — говорит Эллен, и голос ее становится, как жужжание шершня, когда она произносит незнакомое слово.
Невероятный удар сотрясает дом, и тут же вспышка синего света — как дождь искр из-под колес поезда, ночью слетевшего с рельсов. Сердце у Джека сбивается с ритма, весь дом будто летит вслед за ним, снесенный со свай порывом ветра. Слышен визг Эллен, удивленные восклицания дяди Джимми и отца. Джилли ахает, находит руку Джека и крепко вцепляется пальцами.
Дом погружается во тьму, телевизор гаснет, радио стихает, и голоса людей смолкают, пока чувства бредут после этого события через обломки мгновения, которое тянется целую вечность. Белль рычит громче, свирепее, наползая со всех сторон, пока не лопается пузырь времени, и тогда мир резко возвращается обратно. Тут все говорят сразу, вскакивают на ноги, бросаются к окну, а комната болезненно освещается лучом фонарика, материализовавшегося в руке Билла.
— …за фигня такая?
— Всем спокойно. Вырубился свет, вот и все.
— Слушай, а это как, клево?
— Что «это»?
На той стороне шоссе № 1, всего в двадцати ярдах, на телефонном столбе горит льдистая синяя корона. Это как призрак в синеватом полусвете урагана, предвестник беды, который в ужастиках и комиксах неизбежно появляется на мачтах обреченных кораблей. Пара искрящихся проводов извивается на пустой дороге электрическими угрями. Джилли сжимает руку Джека, зигзаг ужаса проползает между ними, пока языки пламени на столбе уходят и гаснут, задутые и сбитые ветром и дождем — безумная мать Белль убила собственных детей.
— Пап… — начинает Эллен.
— Ладно, Эл, — обрывает Билл, посветив фонариком ей в глаза. — Будь по-твоему. Едем.
Стон протеста от Джилли.
— Без пререканий. — Билл направляет на нее фонарь, и в оконном стекле отражается такой яркий луч, что Джеку приходится отвернуться. — Только дайте мне пару минут собрать малость еды и припасов. Кто знает, что там есть в убежище, чего нет.
— Я проверю распределительный щит, — вызывается дядя Джимми с той стороны стола. — Проверю, чтобы все было отключено на случай, если снова включится свет, пока нас не будет.
— Не включится. Это полетел трансформатор.
— Проверить не помешает.
Кончик сигареты разгорается ярче и рисует — набросок углем — линию подбородка, затененную впадину щеки. В руке дяди Джимми загорается второй фонарь.
— Эллен, пончо надень. Пойдем посветишь.
Распределительный щит находится на улице.
— Ладно, — отвечает она, направляясь к нему. — Надеюсь только, меня не сдует… ой! — Глухой удар шквала. Что-то — пивная бутылка вроде бы — падает на пол и подпрыгивает с резким пустым звуком, но не разбивается. — Бля!
— Легче! — предупреждает Билл.
Дядя Джимми спрашивает:
— Что там с тобой?
— Вы что, ослепить меня хотите? — спрашивает она в ответ.
Лучи фонариков сошлись, скрестились и ушли в сторону.
— Вот что бывает, если ходить босиком, — замечает Джилли. Сама она босая, но важен принцип.
