— Совершили свою сотню добрых дел?
— Что? Ах, это… ерунда. Я все-таки пока еще на службе у мадам Трюдо.
Пейн помолчал, а потом спросил несколько вкрадчивым голосом:
— А сменить профессию вам никогда не хотелось?
— Вы имеете в виду место работы? Профессия меня вполне устраивает.
— Да, конечно. Я неточно выразился. Так что насчет места работы?
Франческа рассмеялась.
— Знаете, Алан, сколько раз я меняла работу за последние шесть лет? Раз сто. При таком ритме просто не успеваешь устать от однообразия.
— Сто — это метафора.
— Тогда уж гипербола. Около ста, на самом деле. Судите сами: библиотеки, госпиталь, в университете лаборанткой, потом няней, сиделкой, уборщицей, официанткой, продавщицей, маляром.
— И вы все это умеете?!
— Я всему этому научилась. Потом: избирательный штаб, машинисткой, секретаршей, курьером, ночной няней, опять госпиталь, опять сиделкой, учительницей, фотомоделью.
— Однако!
— Не волнуйтесь, я не прошла кастинг. В тот день требовались вешалки для платьев двухметрового роста и с невыразительным лицом. К тому же меня всегда смешила походка от бедра. Да, а еще я шью на дому.
— Клад, а не девушка.
— Честно говоря, не шью, а подшиваю, в основном. Брюки, юбки, платья. Мама научила меня шву белошвеек. Похоже на швейную машинку, только прочнее.
Алан улыбался, глядя на раскрасневшуюся девушку. Неожиданно ему в голову пришла такая замечательная мысль, что он едва не рассмеялся от радости. Все прекрасно устроится, если… Только бы получилось.
— Франческа, а с детьми вы работали?
— Еще как! Я же вам рассказывала о банкирских близнецах.
— Это ваш единственный опыт?
— Нет. Еще были детский сад, школа и частные уроки. Я педагог со стажем.
— А как вы относитесь к детям?
— Я их бью. И ругаю. И даю щелчки, подзатыльники, тычки и оплеухи. Дергаю за волосы…
— А они вас обожают?
— Откуда вы знаете? Кроме шуток, они ко мне хорошо относятся. Даже удивительно.
— Ничего удивительного. Дети ценят искренность.
— Откуда вам знать, у вас же нет своих детей.
Алан вскинул голову и с интересом посмотрел девушке в глаза.
— Откуда такая уверенность?
Франческа фыркнула и заложила ногу за ногу. Психология была ее коньком.
— Опуская пошлые мелочи, вроде отсутствия обручального кольца, вы даже на вид типичный холостяк. Все женатики только и ждут, чтобы перевалить свои проблемы на плечи женщин, а вы стесняетесь нас с мадам Трюдо. Вы необщительны, замкнуты, неразговорчивы — будь у вас хоть один ребенок, от этих качеств и следа бы не осталось. Вы знаете, сколько вопросов в минуту задает среднестатистический трехлетка? Волей-неволей привыкнешь общаться.
— Сколько было тем близнецам?
— Семь и девять. Шучу. По пять лет.
— А детям какого возраста вы преподавали в школе?
— У меня были разные классы. С первого по седьмой. Иногда девятый. Со старшими было сложнее, они видели во мне сверстницу.
Алан задумчиво кивнул, помолчал немного и сказал нерешительно:
— Видите ли, мой интерес не праздный. Дело в том, что у моих… знакомых проблемы с детьми.
— Вот как? Они не оригинальны. Детей без проблем не бывает.
— Дело в другом. Трое детей остались без матери. Отец не слишком умеет с ними ладить, да и времени у него нет.
— Знаете, самое подлое дело так относиться к собственным детям. Если уж у родителей нет на них времени, то откуда это время возьмется у всего остального мира? Ладно, проехали. Так что?
— Им нужна няня. Или гувернантка. Кто-то, имеющий способности и возможности присматривать за детьми, учить их… ну и все такое.
— Это в Англии?
— Скорее, в Шотландии. Но условия там вполне сносные.
Он все никак не мог набраться сил и честно сказать, что зовет ее к своим детям. Почему-то ему казалось, что узнай она об этом — сразу откажется.
Франческа несколько раз с силой дернула себя за золотистый локон, свесившийся на бровь. Не пора ли и впрямь сменить работу?
— А что за семья?
— Ну… хорошая семья. Аристократы.
— Футы-нуты, ножки гнуты. Это как раз не показатель. Значит, у богатея-папеньки не хватает терпения на собственных чад, и он хочет спихнуть их с рук? Отправил бы их в частную школу — и дело с концом.
— Вы не совсем правы, Франческа. Он, конечно, не самый лучший человек в мире, но он вовсе не хочет избавиться от проблем. Просто не очень знает, как их решать. Что же до школы… Это дорого, а детей трое, так что ему просто не по карману.
— Он же аристократ?
— Аристократ и миллионер — разные вещи. Это древняя и уважаемая в Шотландии фамилия, хорошая семья, но богачами их не назовешь.
— А может, я заломлю цену?
Алан взял девушку за руку и произнес очень тихим и серьезным голосом:
— Вы — не заломите. Просто подумайте над моим предложением. Я скоро уезжаю домой, так что если решитесь…
— Это ваши близкие друзья?
— Да. Ближе, пожалуй, не найти.
— И вы у них часто бываете?
— Всегда, когда могу.
— А отец ребят, он постоянно живет в замке?
— Часто уезжает по делам, но живет там, да.
— Сколько детям лет?
— Старшей девочке двенадцать. Мальчику восемь. Младшей дочке пять.
— Их мать…
— Она умерла последними родами.
— И папаша, разумеется, возненавидел младшую дочурку. Считает, что она во всем виновата? Господи, вот кому нужна няня!
— Думаю, у вас получилось бы и это.
— Ну уж нет! Великовозрастный тюфяк пусть выплывает, как хочет. Ему не меньше тридцати, в этом возрасте надо уметь отвечать, по крайней мере, за себя, а если у тебя при этом трое детей… Что бы ни случилось в жизни — дети не виноваты! И их нельзя предавать. Даже родину — можно, в крайнем случае, а детей нельзя. Фу, я так зла, что у меня разыгрался аппетит. Пошли обедать?
— А… что вы решили?
— Ничего, разумеется. Я еще не знаю. Не уверена. Мне активно не нравится папаша, но жаль детей; я давно не была на родине, но Франция теплее; мне надоело быть уборщицей, но я вовсе не уверена в своих педагогических способностях. Надо подумать. А когда вы уезжаете?
Раздавленный тирадой Франчески, Алан промямлил:
— В конце недели, должно быть. Сегодня уточню с билетами.