Ковна кивнул. Он всегда недолюбливал ведьм, с недоверием относился ко всяким колдовским вывертам. Особенно ему претила легкость, с какой эта жуткая Тёкк проникает в чужое сознание. Припомнилось, что властитель Нидхегг тоже отличался на этом поприще, он ломал чужую волю, скручивал и превращал в раба всякого, кто попадался ему на пути. Может, он действовал грубее, не столь изощренно, как эта стерва… «Тьфу, типун мне на язык, достопочтенная служительница богини Хель, моя верная союзница», — быстро мысленно поправился Ковна. Откуда-то издали насмешливым эхом откликнулся чей-то мелодичный голосок:
— Вот так-то лучше, генерал.
«Надо же, все слышит, со-оюзница! По-видимому, Тёкк добилась куда большего в искусстве магии, чем сгинувший чародей», — удивился он.
Он перевел взгляд на Песнь Крови, подошел ближе к связанной воительнице, вновь недобро усмехнулся. Столько лет не дававшая покоя жажда мести вновь овладела сердцем.
— Если что и запамятовала, мы тебе напомним, — Ковна рассмеялся, почти доброжелательно. — Помнишь, как Нидхегг приказал содрать с тебя одежду. Повисишь, дескать, голая, как и должно висеть рабыне, взбунтовавшейся против своего господина.
Стоявшие рядом солдаты захихикали.
Песнь Крови продолжала хранить молчание, в упор рассматривая Ковну.
Тот склонился над ней.
— Я прикажу развязать тебе руки. Ты сама снимешь с себя всю одежду. Затем встанешь на то место, куда тебе укажут. Остальное мы сделаем сами.
В этот момент издали раздался мелодичный голос Тёкк:
— Она полагает, что как только ей освободят руки…
Ковну неожиданно охватила дикая ярость:
— Я и сам могу догадаться, что она замыслила, колдунья. Однако пусть не надеется, что здесь ей позволят применять уловки, свойственные рабам, предназначенным выступать на арене.
Он нежно погладил Песнь Крови по длинным черным волосам. Воительница вздрогнула и резко тряхнула головой.
Ковна вновь рассмеялся:
— К сожалению, на этот раз в нашем распоряжении нет твоего мужа и сына, чтобы показать на них, как следует поступать с беглыми рабами. Но если ты не возражаешь, их место вполне могут занять твои сообщники Вельгерт и Торфинн, а также их детки. Кроме того, у нас есть еще кое-что. — Он повернулся к Тёкк и махнул рукой:
— Покажи-ка ей!
Тёкк наклонилась и вытащила из подсумка, притороченного к седлу, длинный предмет, завернутый в кожу. Она глянула на Песнь Крови, улыбнулась и принялась не спеша разворачивать его, держа на виду, так, чтобы воительница могла разглядеть сначала лезвие клинка, затем рукоять. Освободив предмет, Тёкк швырнула оружие к ногам Песни Крови. Это был меч Гутрун.
— Нет! — вскрикнула пленница и рванулась вперед.
Стражи сразу выставили мечи, уперев их острия в грудь женщины,
— Если ты откажешься сотрудничать с нами, — предупредила ее Тёкк, — твоей дочери будет очень больно, невыносимо больно! Она сейчас находится в моем замке. Это достаточно далеко отсюда, но я могу дать тебе возможность услышать, как она будет кричать. Я могу даже убить ее, и ты сможешь все увидеть лично, как ее будут мучить и убивать. Ну что, приступим?
— Я сделаю все, что ты захочешь, — не задумываясь, ответила Песнь Крови, — если освободишь Гутрун.
— Ты выполнишь все, что тебе прикажет Ковна, — засмеялась служительница Хель, — или твоей дочери придется туго. Не надейся, никто не собирается ее освобождать.
— Как же я узнаю, что она жива?
— Никак, — улыбнулась Тёкк.
Песнь Крови испытующе глянула на ведьму.
— Вот и хорошо, — засмеялась та и повернулась к Ковне:
— Она сделает все, что нужно. Жизнью своей дочери рисковать явно не будет.
— Телячьи нежности, — в тон колдунье засмеялся Ковна. — Для настоящего воина всякие чувства недопустимы. Нельзя быть такой мягкотелой, — обратился он к Песни Крови. — С другой стороны, ты и так у нас в плену, так что единственное, на что можешь рассчитывать, это на легкую и быструю смерть.
Затем Ковна распорядился развязать пленнице руки.
Когда кто-то из солдат распутал кожаные ремни, Песнь Крови потерла затекшие запястья. Некоторое время она пребывала в раздумье. В душе бушевали ненависть и гнев, однако воительница сумела сдержать себя. Вела себя спокойно, даже несколько угрюмо.
— Итак, для начала я могу приказать выколоть Гутрун правый глаз, — предупредила Тёкк. Смиренный вид Песни Крови не мог обмануть ее. — Это будет неплохое развлечение.
— Будь ты проклята! — не выдержала воительница.
Теперь хохотали все, даже солдаты, присутствующие при этой сцене.
— Хватит болтовни! — рявкнул Ковна. — Приступай!
Песнь Крови бросила взгляд на меч Гутрун и начала снимать с себя одежду, стараясь не обращать внимания на ухмылки и шуточки солдат. Чем более она обнажалась, тем разнузданнее становилось веселье. Все эти долгие невыносимые минуты воительница мучительно искала выход, однако его не было. В ее нынешнем положении невозможно обратить поражение в победу.
Песнь Крови сняла последний лоскуток, прикрывавший тело, аккуратно положила его на землю. Солнечный свет омывал ее фигуру. Она сжала пальцы в кулаки, уперлась кулаками в бока, не сводя взгляда с меча Гутрун. Наконец воительница подняла голову, обвела взглядом всех присутствующих. Теперь уже никто не смеялся. Ее тело, иссеченное множеством шрамов, лучше любого рассказа свидетельствовало о многочисленных боях и стычках, где ей пришлось участвовать. Всем было известно, что до сих пор никто не сумел победить ее в открытом и честном поединке. Теперь все видели, чего стоили ей эти победы. Зрелище было впечатляющее, даже отребье, собранное Ковной после падения Нидхегга, с уважением и страхом смотрело на обнаженную женщину. Только генерал и колдунья веселились по-прежнему, отпускали шуточки.
— Теперь к дереву, — приказал Ковна.
Ударом сапога он отбросил в сторону сложенную на земле одежду.
— Сожгите этот хлам, — велел он. — Он ей больше не понадобится.
«Им не удастся победить нас, Гутрун! — мысленно поклялась воительница. — Придет наш час, и мы…»
Уловив ее мысли, Тёкк рассмеялась:
— Ты опять начинаешь дерзить. Надеешься на победу? Отлично. Пока мы здесь развлекаемся, я могу…
Песнь Крови выругалась и решительно направилась к дереву. Здесь она обернулась лицом к врагам, раскинула руки и позволила мучителям привязать себя к стволу. Кора старого ясеня, грубая, бугорчатая, изрытая бороздами, множеством мелких острых выступов, зазубрин впилась в ее тело.
Глава седьмая. ДРУЗЬЯ
Во тьме раздался чей-то шепот:
