В конце концов Донни не выдержал. Он получил десять ударов ремнем по голому заду; десять — число символическое, его отец был приверженцем десятичной системы мер, — не слишком много, но и не мало, наказание, которое можно было вытерпеть, но которое было не простой формальностью, а причиняло настоящие страдания. Он видел, что отец сдерживается и все же стремится сделать ему больно, чтобы отбить у него желание лгать. Он бил его ремнем, который вытащил из собственных брюк; после экзекуции он заправил рубашку в брюки и вдел ремень на место. Наказывая сына, он без умолку кричал пронзительным, злым голосом: «Не лги, не смей лгать, никогда не смей мне лгать!»
Когда все было позади, отец опустился на стул и поправил ремень. «Послушай, — сказал он, помолчав, — я не хотел тебя наказывать. Хотя нет, беру свои слова назад. Я был вынужден наказать тебя, мне нужно было дать тебе урок, и наказание было единственным способом это сделать. Пластинка — это ерунда. Понятия добра и зла, Донни, — вот что важно. В конце концов, всегда можно купить новую пластинку. А теперь подтяни штаны и застегни ремень. И перестань хныкать, как девчонка».
«Не надо так говорить, — сказала мать Донни. — Мне это не по душе». «Придержи язык», — ответил отец.
Как-то летом они отправились на пароме на Аляску, и там на верхней палубе была девочка с рыжими волосами и рюкзаком; она расставила шезлонг, разложила на нем спальный мешок и всю дорогу читала Джона Мюира и грызла орешки. Пока корабль шел к Ситке, они с Донни вместе курили травку и совали руки друг другу под одежду. Юным любовникам приходилось нелегко, поскольку по вечерам пассажиры не торопились ложиться спать, надеясь увидеть северное сияние и любуясь незаходящим солнцем, а значит, не было ни темноты, ни возможности уединиться. Тем не менее они ухитрялись находить укромные уголки, где она прижималась к нему, совала ему в брюки холодную ладошку и жарко шептала на ухо что-нибудь вроде: «Люби ту, что рядом».
Тогда ему было шестнадцать. По дороге он заболел, и свидания пришлось прекратить, но в Ситке он снова увидел ее в Центре охраны дикой природы — там устроили специальную церемонию в честь выздоровления орла, которого предстояло выпустить на волю. «Как ты?» — спросила она. «Лучше, — ответил он. — Кажется, я тебя люблю». «А я тебя — нет. Что такое любовь? Ты перепутал любовь с похотью».
Оказавшись на свободе, орел пролетел пару сотен ярдов, уселся на сук и посмотрел назад. Некоторые туристы принялись аплодировать и подбадривать его криками, но в таком поведении было что-то неуместное, точно они пришли смотреть футбольный матч, и вскоре воцарилась тишина. Все стояли и ждали, что будет делать орел.
«Нет, я правда тебя люблю, — настаивал Донни. — Я понимаю разницу». «Нет мальчишки, который ее понимает, — отрезала рыжая девочка. — Не говори глупостей».
Соблазненный и покинутый, он бродил по парку, где проходил фестиваль камерной музыки. Она тоже оказалась там, но, когда он приблизился к ней, сказала: «Ты не для меня». — «Почему?» — «Ты чересчур впечатлительный». — «Что ты имеешь в виду?» — «Слишком нервный. Чересчур много думаешь. Не мой тип. Я приехала сюда не за духовными поисками. Я не желаю обсуждать, есть Бог или нет». «Извини, что испортил тебе каникулы», — сказал Донни. «Пошел ты», — ответила она.
Энн рассказала свою историю, соблюдая хронологическую точность, как будто самое главное было в последовательности событий. Закончив, она вытащила четки:
— Я говорю чистую правду. Клянусь Иисусом, отец.
Отец Коллинз поскреб бровь, покачал головой и вздохнул.
— Это… как бы это сказать… не знаю… Это просто… поразительно.
— Отлично сказано, — заметила Кэролин.
— Вы сделали очень серьезное заявление.
— Я рассказала только о том, что видела. И слышала.
— Вы видели и слышали Деву Марию?
Энн кивнула.
— Но другие ее не видели. Только вы. Ни ваша подруга, ни те люди, которые отправились с вами в лес.
— Я не видела ничего, — сказала Кэролин. — И не слышала.
— А я видела и слышала, — сказала Энн.
— Так же, как видите и слышите меня? — спросил священник.
— Нет. Не совсем.
— Тогда как?
— Я не могу это описать.
— Ну хорошо. Как она говорила? Как я?
— У нее был женский голос.
— Но это был человеческий голос?
— Он доносился издалека. Как будто из-под воды.
— Человек не может говорить под водой, — заметила Кэролин.
— Кажется, я понял, что она имеет в виду, — сказал священник. — Это образное выражение. Не следует понимать его буквально.
— Я имею в виду, — сказала Энн, — что, если бы вы могли разговаривать под водой, ваш голос звучал бы примерно так же.
— Ясно, — кивнул священник. — А у вас не было ощущения, что вы слышите ее слова не так, как мои, не через воздух? Я говорю про звуковые волны. Может быть, они звучали у вас в голове, как при телепатии? Или вы слышали их своими ушами?
— Голос был у меня в голове.
— Так это был телепатический голос? Он был похож на мысли? На ваш собственный внутренний голос? Ваши собственные мысли, произнесенные чужим голосом?
— Ее голос звучал у меня в голове. Так она разговаривала со мной.
— Но вы видели, как шевелились ее губы? Это было что-то вроде пения под фонограмму? Ее губы шевелятся, а у вас в голове звучит ее голос?
— Ее губы не шевелились, нет.
— Вы это видели? Она стояла достаточно близко?
— Ее губы не шевелились. Это точно.
— Как далеко она стояла?
— Примерно в двадцати ярдах.
— Как вы думаете, вы могли бы ее потрогать? Протянуть руку и прикоснуться к ней? Или ваши пальцы… не знаю… просто прошли бы сквозь нее? Она походила на привидение или на человека из плоти и крови?
— Она была прозрачной. Так мне показалось. Я плохо объясняю.
— Видели ли вы какую-то рябь? Вроде той, что бывает на воде? Или ничего, только воздух?
— Скорее что-то вроде тумана. Что-то похожее на облако.
— Почему вы так говорите?
— Мне так показалось.
— Таково ваше впечатление?
— Да, впечатление.
— То есть она была похожа на облако?
— Ну да, пожалуй.
— Вам не показалось, что она похожа на сон? Что-то вроде сна?
— Нет. Вряд ли. Я знаю, это мне не приснилось. Нет, на сон это было не похоже.
— Чем это отличалось от сна?
— Что вы имеете в виду?
— Чем ваши ощущения отличались от тех, которые человек испытывает во сне?
— Тем, что это был не сон. Я не спала, когда все случилось. Как сейчас. Вы же знаете, что сейчас вы бодрствуете, а не спите?
