Это были единственные слова, которыми супруги обменялись в это утро. Граф, однако, не мог не вспомнить того, что ночью она напоминала разъяренную тигрицу. Тигрицу в период охоты. А сейчас трудно было узнать в этой окаменевшей, как изваяние, женщине вчерашнюю Элинор. Он попытался мысленно раздеть ее, но ничего не получилось.
Он так и не смог найти в ней ту, какой она была всего несколько часов назад – обнаженная, гневная и очень близкая.
– Благодарю, что сопровождаете меня, милорд, – наконец сказала Элинор, когда они уже подъезжали в дому ее отца. Произнося это, она не повернулась и не посмотрела на мужа. – Но вам не обязательно входить в дом. Я вернусь на Гросвенор-сквер в экипаже отца.
– Ничего подобного, миледи, – возразил граф – Я хочу лично поприветствовать вашего отца.
Он вышел из экипажа первым и подал ей руку. Мостовая и тротуар перед домом были устланы толстым слоем соломы. Граф, заметив, что медный дверной молоток обмотан куском сукна, поблагодарил судьбу за то, что у его жены холодное сердце и она нечувствительна к таким явным приметам близкой смерти в этом доме. Элинор действительно ничем не выказала, что заметила это.
– Мистер Трэнсом у себя наверху, в спальне, у него сейчас врач, – ответил лакей на вопрос графа. Элинор, стоявшая рядом, не вымолвила ни слова. – Да, мистер Трэнсом примет вас, он уже справлялся, приехали ли вы. Но вам придется подождать, пока врач спустится.
Элинор первая прошла в гостиную и, остановившись у камина, протянула к огню руки. Он мог бы подойти к ней, положить руки ей на плечи и произнести слова утешения. Но ему она казалась безразличной. Разве любящая дочь не бросилась бы вверх по лестнице, в спальню к больному отцу, невзирая на то что у него врач?
Доктор, которого граф попросил зайти потом в гостиную, наконец появился. Он подобострастно раскланивался, но был смущен и переминался с ноги на ногу.
Мистер Трэнсом тяжело болен, и их сиятельство миледи должна быть готова к тому, что смерть может наступить в любую минуту, пояснил он. Больному прописана двойная доза прежних лекарств, но мистер Трэнсом заявил, что будет принимать лекарства в прежних дозах до тех пор, пока не переговорит с их сиятельством графом и его супругой. Сказав это, доктор наконец перестал раскланиваться.
Граф, не питавший больших симпатий к мистеру Трэнсому, не мог не бросить неодобрительного взгляда на стоявшую к нему спиной жену. За все время разговора с доктором она не проронила ни слова и даже не обернулась.
– Я первым навещу вашего отца, миледи, – сказал ей граф. – Подождите, когда я вернусь. Я пробуду у него недолго.
Но Элинор не повернулась и на этот раз и снова промолчала.
Происшедшие с больным перемены испугали графа. Он понял, каких неимоверных усилий стоили мистеру Трэнсому два визита к нему на Гросвенор-сквер и присутствие в церкви на венчании дочери. Старик доживал последние дни. И все же он встретил графа улыбкой, когда тот приблизился к его постели.
– А, милорд, – еле слышно прошептал он, – извините, что не могу раскланяться с вами, как положено.
– Как вы себя чувствуете, сэр? – спросил граф, сознавая нелепость своего вопроса.
– Получше, – ответил мистер Трэнсом и попытался улыбнуться. – Что вы хотели мне сказать?
– Ваша дочь стала моей женой и графиней в полном смысле этого слова, сэр, – сообщил граф.
– А, – вырвалось у мистера Трэнсома, и он облегченно закрыл глаза. – Хотелось бы увидеть первого внука, милорд. Но я не должен быть жадным и требовать так много.
Граф, по привычке заложив руки за спину, смотрел на больного.
– Где Элли? – тихо поинтересовался мистер Трэнсом.
– Внизу, в гостиной, – произнес в ответ граф, – она с нетерпением ждет, когда сможет подняться к вам. Я подумал, что вам захочется сначала поговорить со мной.
– В ящике письменного стола лежат небольшой пакет и письмо, – промолвил мистер Трансом. – Дайте мне их. Видите, я уже отдаю вам распоряжения, милорд, но вы должны извинить меня. Ведь теперь вы мне как сын, не так ли?
Граф без труда нашел то, что просил Трэнсом, ибо, кроме пакета и письма, в ящике больше ничего не было. Взяв их, он снова подошел к постели.
– Рождественский подарок моей Элли, – пояснил мистер Трэнсом с едва заметной улыбкой. – Я купил его заранее, на тот случай, если буду еще жив, но я настолько слаб, что не смогу уже совершать рождественские покупки. Передайте ей это, милорд. И также письмо. В нем есть кое-какие пояснения.
– Я непременно сделаю это, сэр, – обещал ему граф.
– Да. – Мистер Трэнсом устало закрыл глаза. – В таком случае я прощаюсь с вами, мой друг. Простите меня за то, что я сделал. Вы еще будете благодарить меня, я уверен, и все же прошу у вас прощения. Моя дочь – это все, ради чего я жил после смерти своей дорогой жены.
– Она в надежных руках, – заверил его граф, чувствуя угрызения совести за явную ложь, и вспомнил прошлую ночь. – В этом отношении вы можете быть совершенно спокойны. До свидания, сэр.
Выйдя из спальни, он какое-то время постоял за дверью, прежде чем спуститься в гостиную. Граф почти готов был простить все больному старику. Тот как мог позаботился о будущем единственной дочери, использовав все, что у него было, – деньги. Кто может упрекнуть его за это?
Элинор стояла, глядя на огонь в камине. Отец умирал. Она знала это. Доктор предупредил ее, что это может случиться в любое мгновение. Разумом она понимала это. Однако когда услышала приглушенный стук копыт и шелест соломы под колесами экипажа, увидела завернутый в шерстяное сукно дверной молоток, неумолимость ужасной правды с новой силой потрясла ее.
Увы, не она, а ее муж первым справился о здоровье отца. Он, а не она, распорядился, чтобы доктор пришел в гостиную и сказал им правду. Ее муж, а не она, первым поднялся в спальню больного.
Элинор почувствовала, как у нее онемели руки и ноги, хотя доктор не сказал ничего нового, чего она уже не знала бы: ее отец умирает, и вскоре она останется совсем одна. Одна с чужим, жестоким и внушающим страх человеком, от которого не услышала ни единого слова сочувствия, пока они в гостиной ждали доктора. Элинор не нужно его сочувствие. Хотя нет, оно было нужно ей. Она ждала чьих-то добрых слов и добрых рук, любых, пусть даже его.
Открылась дверь.
– Вы можете подняться к отцу, миледи, – услышала она голос графа. – Он ждет вас.
«Как он?» – чуть было не вырвалось у нее. Глупые лишние слова. Элинор повернулась.
– Я останусь с ним, – сказала она, прямо глядя мужу в лицо. – Я буду с ним до последней его минуты. С вашего разрешения, милорд.
Граф кивнул.
– Я вернусь позднее, – промолвил он. – Справиться о его состоянии.
Элинор вдруг поняла, что все это время оставалась в шляпке и накидке. Сняв их, она положила все на стул и аккуратно оправила на себе платье. Она испытывала подлинный страх перед этой встречей с отцом, ибо знала, что теперь он уже не станет оттягивать неизбежный конец. Роковой конец уже близок. Элинор искренне хотела, чтобы кто-то был с ней рядом в этот момент, ей нужна была рука, на которую она могла бы опереться.
