Но в мире, где все мужчины рогоносцы, кто станет верить домохозяйке? Ничто не мешало ей лишний раз подоить кровать отъезжего жильца. Случись мне возвращаться при более благоприятных обстоятельствах, я ворвался бы к себе, готовый выпотрошить любого пришельца, но сейчас меня мутило от опасения найти среди своих скудных пожитков какого-нибудь полуразложившегося джентльмена. Хуже того – те, кто перевернул вверх дном комнату Кида, могли заглянуть и ко мне. Кто знает, что ожидает меня там? Я нырнул в таверну напротив – обычный подвал, где нельзя распрямиться; как раз то, что мне нужно в таком настроении. Наплыв посетителей еще не начался, одни еще не заработали настоящей жажды, а другие даже не выползли из кроватей. Но и теперь в сумраке несколько завсегдатаев сосали пиво и трубки за грубыми столами, занозистыми и коряво изрезанными беззаботными завсегдатаями. Я отправил паренька, скучавшего у двери, сообщить домохозяйке, что я приехал и прошу подготовить комнаты, затем обосновался в темном углу, откуда хорошо просматривался вход, и заказал хереса. В центре комнаты несколько мужчин пытали удачу. Тишину нарушали только равномерное клацанье костей и негромкие голоса, объявлявшие ставки. Случайные цифры успокаивали меня. Я потягивал вино, целиком отдавшись этой музыке.
Но вскоре события прошедшего дня вернулись ко мне. Долгая дорога из Скедбери, палата Совета. Я вспомнил о могуществе моего покровителя и снова задумался, чем чревата наша последняя вечеря. Наконец мои мысли вернулись к лесному покою. Я припомнил хитросплетение папоротников в буколической чаще, исполненное строгой архитектуры, – каждому растению отведено собственное место, и все их миры превосходно упорядочены. Но эти курчавые чудеса природы лишены сострадания. Росток, развернувшийся в тени или слишком близко к другому, вянет без надежды и помощи.
Мои раздумья были прерваны возвращением паренька: по его словам, мои комнаты были готовы «все эти шесть недель». Мне так и слышалась уязвленная невинность в голосе старухи. Я отпустил парня, но он не ушел, протянул мне конверт:
– Велено передать вам. Письмо пришло час назад.
Я дал ему обещанную монетку и еще одну – за то, что печать не повреждена. Он медлил, ожидая ответа, но я взглядом дал ему понять, что более не нуждаюсь в его услугах.
Мне хотелось вскрыть конверт в более уединенном месте, но даже если он содержал дурные вести, стоило узнать их прежде, чем высовываться на улицу. Держа послание под столом, я сломал безымянную печать, надорвал конверт и извлек алый квадратик ткани, равный размером и загадочной девственной чистотой тому, что мне передал накануне Блейз.
Если бы не встреча с Советом, значение этих странных депеш, возможно, еще долго ускользало бы от меня. Но я вдруг словно прозрел. Опрокинув кружку, я вышел из таверны, сунув кроваво-красную записку в карман и на ходу заворачиваясь в плащ.
* * *
Моя комната была такой же убогой и темной, какой я ее помнил. Я сел на кровать и достал из кармана обрезок ткани. Мне на ум пришли строки из «Тамерлана», и я произнес их вслух:
Когда раскидывает он свой лагерь,
Его шатер как снег на скалах бел.
Из серебра доспехи, шлем увенчан
Пером молочно-белым: это значит,
Что местью сыт и хочет мира скиф.[3]
Я стиснул кулаки и, разжав, наблюдал, как расправляется скомканная ткань. Растоптанная роза, столь же алая, сколь другая бела.
Тамерлан по очереди окрашивал свой лагерь в три цвета. Сперва белым, обещавшим мир, если враг признает поражение. Затем красным, означавшим, что все сражавшиеся будут казнены. И, наконец, черный цвет обещал смерть каждому, до последней женщины, ребенка или старика. Даже собаке в той резне не было пощады.
Тайному совету не было нужды играть в подобные игры. Тамерлан был моим лучшим, неукротимым героем, от него я брал силы, и не было минуты счастливее, нежели когда он незримо шел рядом со мной. Я припомнил его похвальбу:
Подчинены мне жребии людские,
Я управляю колесом фортуны,
И раньше солнце упадет на землю,
Чем Тамерлана победят враги.
Тамерлан Великий не оставил на своем пути камня на камне и не знал поражения до самого конца. Но я, его создатель, готов превзойти любого яростного бога. Я разрушу мое творение, обернувшееся против меня, как только узнаю, кто прячется за ним. Я лег на кровать, закрыл глаза и уснул. Лоскуты в моих сжатых пальцах пропитывались влагой.
* * *
В дверь стучали – и вместо несмелого шуршания, по которому я узнавал хозяйку, то были тяжелые повелительные удары: я сразу вспомнил о королевском Посланнике. Мое сердце пустилось вскачь. Попросив визитера подождать минуту, я припал глазом к щели, которую сам проделал в косяке много месяцев назад, едва заняв комнаты. Щелка была слишком мала, чтобы увидеть человека целиком: я разглядел только коричневую кожаную куртку и шерстяные штаны. Тут он сделал шаг и совсем закрыл мне обзор, словно знал, что на него смотрят. Положив руку на эфес кинжала, я резко открыл перед незнакомцем дверь. Увидев мою воинственную позу, он отступил, давая понять, что мне ничто не угрожает. Он улыбался, словно его развеселила мысль о том, что я мог бы с ним соперничать.
– Мастер Марло? – Я кивнул. – Я представляю некое лицо, которое желает встретиться с вами.
Мой собеседник имел телосложение небольшого дуба. Его тяжесть могла быть помехой ловкости, но ее с лихвой окупала грубая сила. Я понимал, что меня зовут не на вечеринку, и решил выиграть время, притворившись дурачком.
– Я польщен приглашением, но у меня, к сожалению, множество других дел. – Я сделал жест в направлении открытой двери. – Поблагодарите вашего хозяина за любезность и пожелайте ему от меня доброго здоровья.
Он нетерпеливо огляделся.
– У нас нет времени на споры. Поторопитесь, хозяин просит вас прийти к нему в дом. Там вы услышите нечто важное для вас.
– Имя вашего хозяина?
– Оно не для любых ушей. – Мой гость помедлил. – Поверьте, вам не причинят вреда. Если, разумеется, вы примете мое приглашение.
Неотвратимо приближался момент, когда я ударю его, а он, прежде чем отвести меня, куда собирался, намнет мне бока. Я набрал в грудь воздуха и понадеялся, что на сей раз будет не слишком больно. Потом замысловатым жестом снова указал ему на дверь:
– На вашем месте я принял бы мое приглашение и откланялся.
Он рассмеялся:
– Мастер Марло, я не желаю вам зла. Но мне приказано доставить вас в дом моего патрона, и я доставлю вас туда, в сознании или без. Выбирайте сами.
Затевать драку с сильнейшим противником на малом пространстве – самоубийство. Особенно если противник закрывает собой единственную дверь. Я взялся за рукоять клинка.
– Будьте осторожны, – сказал он, – обнажив меч, трудно вернуть его в ножны.
