Похоть и роскошь. Природа не обидела Ральфа телесными добродетелями. Он был высок, красив, силен и богат. Душевные добродетели были ему неведомы; глядя, как мать постоянно молится за него, он думал, что этих добродетелей у него не будет. Мать сидела в бедной церкви на простой деревянной скамье и видела Небеса. Находясь рядом с ней, он грезил обнаженными женщинами, роскошной обстановкой, шелковыми зонтиками, красивыми экипажами и бесконечными наслаждениями.
Его любовь к женщинам и страх перед ними, перед смертью и перед наследниками переросли в ненависть. Все светлое, что было в нем, испарилось. Отрочество прошло под знаком неутоленного желания. Его мучили ночные кошмары.
Он отправился в Чикаго, в университет. Вырвавшись из-под материнского гнета, дни и ночи он проводил в поисках утех. И быстро обучился. Ральф пользовался популярностью. В одиночестве он презирал себя, а поэтому избегал одиночества. Он пристрастился к шампанскому и к обнаженным женщинам в номерах отелей. С каждой из них он встречался только однажды: боялся заразиться. Они бы наградили его циничным музыкальным смехом, если б узнали. Он организовывал обеды в ресторанах. Покупал бархатные диваны и старинные картины с изображением святых, пронзенных стрелами. Завел себе портного.
Ральф был одним из тех молодых людей, которые не догадываются о собственной привлекательности. Он был застенчив. Сексом занимался как человек, избегающий смотреть на себя в зеркало. Это были руки и губы, но не глаза. Женщины находили такую манеру очаровательной. Его страсть была неутолима, он напоминал умирающего от жажды в пустыне.
Мать ни разу не написала ему, а он ни разу не навестил семью. Играл в карты. Изучал философские произведения. Читал недоумевающим шлюхам французскую поэзию. Просматривал гороскопы, советовавшие, как приумножить богатство, изучал тотализаторы на скачках, доказывавшие, что родословная влияет на результат.
Отец слал ему деньги из неиссякаемого источника. Ральф перестал отправлять письма отцу, месяцами пропускал занятия, пока однажды не проснулся со вкусом шампанского во рту и желанием пойти в пыльную библиотеку или послушать монотонные голоса профессоров в аудитории. Несмотря на долгое молчание, каждый месяц на его счет поступали огромные суммы. Банкиры щелкали языком и поглядывали на Ральфа с завистью и ненавистью. Отец никогда не отказывал ему ни в едином пенни, мстя таким образом своей кислой и суровой жене. Ральф стал испорченным и опрометчивым, но отцу было все равно, даже если он и слышал об этом.
Эндрю, брат Ральфа, вырос тупым и набожным. Он работал в отцовском бизнесе, не давал себе отдыху, никогда не жаловался, но не проявлял ни малейших способностей. В церкви он сидел подле матери, и глаза его блестели так же, как у нее. Женился он в восемнадцать лет, а на следующую зиму умер от инфлюэнцы. Мать его жены чуть с ума не сошла. Ее дочь так приблизилась к горшку с золотом, и все пропало: ни наследника, ни денег, ничего, лишь неприятная компания свекрови. Мать Ральфа, конечно, быстро прогнала невестку. Впрочем, той лучше было жить с собственной разочарованной семьей, чем с матерью покойного мужа, присутствие которой было неприятным и удушающим.
Отец Ральфа остался вдвоем с женой. Неудивительно, что он все реже бывал дома и все чаще выезжал на свои шахты и обширные пастбища, отсутствуя по два месяца. Он обсуждал с партнерами планы строительства железной дороги, становился все богаче. Ему везде сопутствовал успех. Дом становился все темнее и дряхлее, жена ходила в том же невозможном платье. Он так и не написал своему любимому старшему сыну то, что хотел: «Приезжай домой».
Ральфа не было дома пять лет. Он обожал и ненавидел секс. Любил плохих женщин, с которыми мог не беспокоиться о том, что портит им жизнь. Его похоть была окрашена ненавистью, она кололась как иголка, но он не мог остановиться. Он снимал комнату в отеле, роскошно обставленную, с кроватью, украшенной гирляндами и позолотой. Официанты молчаливо приносили шампанское мистеру Труиту и мисс Маккензи, или мисс Айронс, или мисс Кенни, или танцовщицам, или шлюхам и моделям художников.
Он думал о своем покойном брате, лежащем в могиле, и завидовал его спокойствию. Смерть, по крайней мере, положит конец ужасному желанию.
Затем Ральф отправился в Европу. Отец называл это «Wanderjahr»[2]— обычное явление для молодых людей его поколения. В Европе он вел вызывающую жизнь искушенного утонченного человека. Главными его козырями были умение говорить по-французски и способность поселиться в гостинице с женщиной, не являвшейся его женой. Он путешествовал по туманному Лондону и яркому Парижу, по картинным галереям, по скачкам и гостиным бедных аристократов. Те сводничали, предлагали ему своих напуганных дочерей, словно бронзовые часы, и смеялись над ним, стоило ему повернуться спиной. Ральфу было все равно Он мог пообедать в любом ресторане и спокойно оплатить счет.
Во Флоренции он столкнулся с Эдвардом, приятелем из Чикаго, мечтавшим стать художником. Эдвард проводил время в Уффици и в Питт,[3]делал похмельные зарисовки и предавался такому распутству, что даже Ральф был шокирован. Ральф снимал большую виллу, куда и пригласил друга. Там они пили холодное шампанское и хохотали, когда свечи роняли воск на мраморные полы. По ночам устраивали вечеринки с карточными играми и музыкой. Все участники были полностью обнажены.
Каждое утро молодые служанки на коленках соскребали с полов воск, а Эдвард и Ральф спали со шлюхами в роскошных постелях. Жизнь была бесконечным декадансом.
Иногда почти случайно Ральф заходил в церкви, щедро украшенные фресками. Он бросал взгляд на Бога, который был если не менее суровым, то куда более богатым, чем Бог его детства.
Ральф держал повара и двух садовников. У него было шесть павлинов и красивый экипаж с возницей в ливрее. На запятках его экипажа ехал еще один слуга в ливрее, обязанности которого были никому не ясны.
Эдвард знал аптеки, где суетливые люди продавали особенные таблетки, позволявшие спать сорок восемь часов кряду, так что за это время солнце дважды поднималось над куполом базилики. Друзья доставали порошки, с которыми эрекция длилась четыре часа, покупали яды в темно-синих бутылочках. Их надо было принимать в крошечных дозах. Эти средства пробуждали эйфорию, которой Ральф не ведал прежде. Каждая пора его кожи ощущала экстаз, подобный оргазму.
Деньги по-прежнему поступали без единого упрека со стороны отца. Ужас, который испытывал Ральф при наплыве желания, так и не исчез. Сердце не привыкло к боли, ненависть подстегивала его безжалостное биение. И тут он встретил прекрасную незнакомку.
Она пронеслась мимо в блестящем экипаже. Утонченная шестнадцатилетняя девушка в платье из белого муслина, с глицинией, изысканно вплетенной в черные волосы. Ральф перестал посещать аптеку. Забросил карты, переселил Эдварда со шлюхами и алкоголем в большие темные комнаты, выходившие на другую сторону реки. Он влюбился.
