Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
В конце концов получилось так, что общество нормальных людей тяжелым трудом на заводах и в полях обслуживало касту неполноценных. В этом, наверное, была зеркальная несправедливость, но вдохновленный своей игрой Сильвин этого не замечал и вскоре возвысил странников в ранг жрецов, фараонов, а окончательно увлекшись, всенародным плебисцитом избрал себя, как самого убогого из всех убогих, бессменным правителем всех граждан потолка, с самыми неограниченными полномочиями.
Дни стали пролетать незаметно, боль отступала перед неудержимым натиском дерзких фантазий. Сильвин по-прежнему слышал любое слово, произнесенное в квартире, слышал так хорошо, будто всë транслировалось через громкоговоритель. Это сильно отвлекало его от построения целостной картины воображаемого мира на потолке, тем более что реалии земного мира, со всеми его отвратительными подробностями, его нисколько не интересовали. Но со временем он научился не слушать, наглухо замыкаться в себе, полностью отдаваться сумасшедшему воображению, погружаясь в некий творческий транс. Да и некогда было — столько указов нужно подписать за день, столько пламенных речей произнести в прямом эфире! А сколько усилий требовалось приложить, чтобы осуществить новый сверхгигантский проект — организацию межпланетной телерадиокорпорации глухих и слепых.
За несколько часов до Нового года пахнуло не предстоящим торжеством, к чему Сильвин привык с детства, не елкой, не салатами и мандаринами, а лишь вечно сырым половичком из прихожей. В квартире Германа было сумрачно, пусто и тихо, только журчал, благодаря неисправному сливному бочку, настырный ручеек в туалете. Сильвин было решил, что ему придется праздновать в одиночестве, лежать в своей черной комнате на про-давленном диване и гипнотизировать глазом и пустой глазницей потолок — и, возможно, это даже к лучшему — он сможет выступить перед нацией с поздравительной речью, а потом принять участие в карнавальном шествии, но вдруг в квартиру ворвалась хлесткая коньячная волна: явился слегка раздраженный диктатор Герман с лихой компанией соратников. С ними были и безмерно надушенные девушки; драгоценные ароматы — фруктовые, цветочные, солнечно-небесно-морские, переливающиеся всеми оттенками чувственной радуги — тугими струями просочились в комнату и повисли эфирным облаком, бесцеремонно отгородив Сильвина от потолка. Далее он различил в какофонии возбужденных голосов капризное щебетание Мармеладки, и его поры мгновенно выделили испарину, теперь он не пропускал ни единого слова…
Видимо, они принесли кушанья с собой, через десять минут в комнате Германа был накрыт стол, все уселись и сразу наполнили сосуды. И Сильвин услышал:
Мармеладка. Герман, золотце, разве ты не пригласишь своего родственника?
Герман. Ему не положено сидеть за одним столом с настоящими мужчинами. Андестенд? А потом, с его дремучей рожей, он нам весь аппетит испортит.
Мармеладка. Странно, неужели в этот день вы оставите несчастного инвалида без внимания? Разве он виноват, что так все получилось?
Герман. Это не твоего ума дело, дура узкоглазая. Скажи спасибо, что тебя взяли.
Мармеладка. Тогда можно я хотя бы отнесу ему что-нибудь поесть?
Герман. Валяй, только ветчину не трогай — обойдется. Впрочем, я сегодня добрый — тащите его сюда.
Через минуту упирающегося Сильвина приволокли за стол и посадили рядом с Мармеладкой, напротив хозяина квартиры. В комнате прыгал вприсядку телевизор, дорогая водка низвергалась Ниагарским водопадом, в окно заглядывали озорные вспышки петард. Коптили сувенирные свечи, еловые ветки в вазе распространяли над столом дивное благоухание зимнего леса, оттеснив в углы приторный дурман дорогих духов. Сильвина от волнения била дрожь, он дико стеснялся, хотя и почувствовал сумасшедший всепоглощающий голод. Рот мгновенно наполнился едкой слюной, ее было так много, что он едва ей не захлебнулся. На секунду ему показалось, что здесь, за этим столом находится центр праздничного мира.
Герман выпил, рыгнул, будто квакнул, водрузил на свой тяжелый подбородок белую бороду на резинке и принялся раздавать подарки из приготовленного пакета: мужчинам — кошельки и пьезозажигалки, девушкам — духи и эффектные цацки. Мужчины сразу принялись щелкать зажигалками, а девушки раскупорили флаконы. Герману каждый также что-нибудь дарил. Никто не обратил внимания на то, что Сильвин остался без гостинца, хотя он в этом и не нуждался: ему было более чем достаточно того, что его пригласили, что он не лежит сейчас в темноте, одинокий и голодный, а находится среди полноценных людей, в центре праздничных событий. Он ощущал себя одним из цветных огоньков праздничного фейерверка.
Мармеладка все время подкладывала ему в тарелку и как бы случайно задевала его под столом коленкой, отчего Сильвин слегка подпрыгивал.
Неожиданно Герман вынул из пакета еще одну зажигалку и со словами: Ах, да, совсем забыл! — вручил ее Сильвину.
Сильвин. Это мне?
Мармеладка. Золотце, он же не курит!
Герман. Ничего, дают — бери, бьют — беги. Дареному коню в зубы не смотрят. У меня все равно больше ничего не осталось.
Сильвин принял подарок и едва сдержал слезы умиления — вот уже лет десять ему никто ничего не дарил, кроме оскорблений и подзатыльников. Зажигалка была тяжелая, блестящая. Он попытался высечь пламя, но у него не получилось.
Мармеладка. Дай я помогу.
Герман. Не надо, тля! Это его подарок. Пусть сам.
Наконец Сильвин справился, механизм сработал, и тут зажигалка, вместо того, чтобы извлечь огонь, злобно укусила руку Сильвина сильным разрядом тока. Он взвизгнул, невольно отбросил зажигалку. Мужчины безудержно заржали.
Мармеладка. Очень смешно. Как дети, в самом деле! Милый, тебе больно?
Герман. Виноват, это была маленькая китайская шутка. Вот настоящий подарок…
Он сунул руку во внутренний карман кожанки, извлек бумажный пакетик с символикой известной аптечной сети и протянул Сильвину, который с опаской принял его. В упаковке были новые очки, совсем обычные, с коричневыми пластмассовыми дужками, а одно стеклышко было предусмотрительно заклеено пластырем.
Герман. Это чтобы твои овцы не разбежались, когда ты их будешь пасти в Долине. Надевай, не бойся!
Мармеладка захлопала в ладоши. Сильвин не мог поверить своему счастью. Он расправил дужки, надел было очки, но вдруг с воплем сорвал их с носа. Мармеладка метнула гневную искру в сторону Германа.
Герман. В чем дело, боец? Здесь нет подвоха — это действительно очки! Ты чего, родственничек, совсем креза-нулся? Так всех гостей распугаешь. Или не те диоптрии? Но ты же сам сказал, вот у меня и бумажка сохранилась.
Сильвин. Нет, все нормально. Герман. Так в чем же дело? Сильвин. Наверное, с непривычки.
Сильвин вновь водрузил очки и теперь остался в них, но почему-то все время отворачивался, жмурил глаз и гримасничал. Впрочем, Герман с усмешкой отмахнулся и покрутил пальцем у виска, показывая всем, что не стоит обращать внимания на идиота. Про Сильвина тут же забыли: до полуночи оставалось всего несколько минут — ровно столько, сколько надо, чтобы открыть шампанское и наполнить бокалы, а вернее, обычные граненые стаканы.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
