убегает от меня. Я кричала, звала его, умоляла остановиться. А он не останавливался и обвинял меня в хроническом транжирстве.
И так бежали мы по коридорам до тех пор, пока с потолка не посыпались пауки, которых я дико боюсь. От такого я резко проснулась и резко села на своей раскладушке.
Последнее оказалось неправильным решением, потому что после такого резкого подъема ножки моего ложе громко скрипнули и я повалилась на пол.
— Твою ж! — вскрикнула я, ощутив резкую боль моей мадам Сижу. — Что за ужасные раскладушки, которые не могут выдержать такую славную девушку, как я? Я вешу всего лишь…
И тут я запнулась. Кто бы ни окружал меня, называть свой вес я не торопилась. И не потому, что имела лишние килограммы. У меня, просто, с детства были неприятные ассоциации с весами, когда пожилая медсестра в интернате нас взвешивала каждый месяц и на весь коридор оглашала результаты. Более того, при мальчиках. Поэтому дни взвешивания я ненавидела. И по сей день чувствовала дискомфорт, вставая на весы.
— Что случилось? — от грохота проснулся Сережа. — Тебя они обидели? Они что-то сделали с тобой?
— Нет, мне приснился страшный сон, после которого я упала на пол, — призналась я. — Извини, что разбудила тебя.
— Не проблема, — отмахнулся он. — Меня больше волнует наша дальнейшая судьба. Если нас продадут, я бы хотел, чтоб мы были вместе. Не привык я к одиночеству. Еще и неизвестно в каких условиях и стране.
— Было бы неплохо, — согласилась я. — Если честно, мне очень страшно. И я волнуюсь за Максима и Машу. Почему они не с нами? Что случилось? Как мы оказались на том корабле?
— Меня волнуют эти же вопросы, — кивнул Сережа. — Как могли нас похитить? Это случилось после ресторана? Я ничего не помню после того, как мы дружно выпили за отличный отпуск.
— К нам еще какая-то девчонка подошла, — вспомнила я девушку, которая была чем-то на меня похожа. — Я еще подумала, вдруг с Максимом флиртовать будет. Но он на нее и внимания не обратил. А она — словно приклеилась к нам.
— Максим Павлович при посторонних никогда не флиртовал, — покачал головой Сережа. — У него было много девушек. Но мы о них узнавали случайно, когда они покидали его кабинет. Или когда он садил ее к себе в машину. Так что, при невесте он бы точно себе подобного не позволил бы.
— Максим был бабником? — удивилась я такой новости.
— Не скажу, — пожал плечами мой собеседник. — Но девушки у него были часто в гостях. Но это на втором офисе. В главном ему не нравится долгий путь до парковки.
— Сколько всего интересного узнаю о своем женихе, — усмехнулась я и принялась чинить свою раскладушку, чтоб полежать, пока была возможность. — А ведь, ты дольше его знаешь, чем я. Расскажи, какой он, как человек?
— Хочешь, чтоб он меня потом уволил за откровения? — отрицательно замотал головой Сережа. — Извини, я пожить хочу. Ты лучше у Маши все узнай. У нее раньше ларек стоял возле нашего офиса в южной части города.
— Еще интереснее, — я удивилась. — Она никогда не говорила, что знала Макса до того, как начала у нас работать. Впрочем, Макс тоже мне не сообщил, что у него есть второй офис. Я в курсе только о салонах. Думала, он всегда в торговом центре был. А салоны — это расширение бизнеса.
— Нет. Этот, как раз, самый новый.
Я была поражена словам Сережи. Я улеглась на свою раскладушку и уставилась в потолок. Как так получилось, что я столько всего не знала о людях, которые мне были настолько близкими?
Почему Маша никогда не рассказывала о Максиме? И почему он не торопился познакомить меня со всем своим бизнесом? Неужели, все эти месяцы он не терпел, а нанимал девочек в другой части города?
Сказать, что я была просто в шоке. Это — ничего не сказать. Я была в ужасе от того, что человек, которого я подпустила так близко, хранил от меня секреты.
Мне так захотелось найти свой телефон и позвонить ему. Но телефона со мной не было. Что, впрочем, было не удивительно.
Дальше мы лежали с Сережей молча и ждали, когда за нами придут.
А мужчины не торопились заходить в нашу комнату. Я уже подумала, что они между собой подрались. И теперь некому нас выпускать.
Но прошло еще немного времени, дверь открылась и нас поторопили подготовиться к рынку рабов.
17
Холодный душ, легкий завтрак и тяжелые оковы на ногах и руках — так подготовили нас к походу на рынок. Я чувствовала презрение и страх. Мне было неприятно, что люди будут смотреть на меня, как на товар. И еще было не ясно, кто купит нас.
Пока собирались на рынок, я вспоминала дни в интернате, когда к нам приходили волонтеры. Эти добрые дяди и тети рассказывали, как любят нас и ценят. Они казались мне волшебниками из другого мира. Мира, который был за этим высоким забором. Будучи маленькой девочкой, я надеялась, что один из этих волшебников придет и заберет меня. Но время шло, а я все продолжала расти в интернате. И, главное, меня многие хотели взять в семью. Но у меня был один жуткий минус. Живой минус. Моя сестра. Эта дурра была старше меня на семь лет. И все работники интерната говорили, что это бесчеловечно разделять нас. Вот, только, я так не думала. Светка — моя сестра — была от другого отца. От какого-то барыги, который охамутал мамку в восемнадцать лет. А та и повелась.
Отношения были у них недолгими. Мамин ухажер свалил, как только узнал о ее беременности. А та уже расписала их совместную жизнь. Но, как говорится, не судьба. Можно б было выудить урок из этого. Так, нет.
Мой папаша повторил историю первого сожителя мамкиного. Разве что, пожили они немного дольше. И у мамки, даже, валялась фотка в альбоме, где он встретил ее со мной из роддома. Но не выдержал он тягостей семьянина и свалил.
Мамка нас растила сама. До глубокой ночи убирала на двух участках. Приходила уставшая и злая. Часто закрывалась в комнате с алкоголем. Растить нас ей было некогда.
Потом у нее начались внезапные вспышки гнева. А сестра, у которой подходил возраст к половому созреванию, как специально, дразнила ее. И как-то ее выходка так разозлила мать, что та накинулась на нас обеих.
После этой ночи мы попали в травматологию, а
