Она с невероятно серьезным видом записывала калории в свой блокнотик, и Дэвенпорт изо всех сил старался не рассмеяться.
— Ты сдерживаешь смех, — заявила она, неожиданно подняв голову и поймав его на этом.
У нее были золотые сережки-кольца, и когда она наклоняла голову набок, золото легкими прикосновениями ласкало оливковую кожу.
— И у меня получается, — сказал Лукас.
Он попытался ухмыльнуться, но вдруг понял, что ему трудно дышать; свисающие из ушей серьги гипнотизировали его, точно в магическом шоу.
— Господи, я ненавижу людей с ускоренным метаболизмом, — проворчала Лили и снова вернулась к своему блокнотику, не заметив, что Лукас задыхается.
Или заметив?
— Ускоренный метаболизм — это ерунда, — сказал Лукас. — Я читал в «Таймс».
— Еще один знак упадка: там пишут очевидную чушь, — проговорила Лили, сунула блокнотик обратно в сумку, отставила ее в сторону, положила ногу на ногу и обхватила руками колено. — Ладно, пиво и половинку сэндвича.
Сидя напротив друг друга за стойкой, они ели, говорили о пустяках, изучали друг друга. Дэвенпорт ушел из полиции и скучал по своей работе. Лили поднялась по служебной лестнице, больше не выезжала на места преступлений и занималась политическими вопросами вместе с заместителем начальника полиции.
— Как Дженнифер и Сара? — спросила она.
Лукас покачал головой, доедая свою половину сэндвича.
— У нас с Джен все закончилось. Мы попытались, но ничего не получилось. Слишком много плохого в прошлом. Мы остались друзьями. Она встречается с одним парнем с телестанции, где работает. Может быть, они поженятся.
— Хороший парень?
— Наверное, — ответил Лукас.
Но он невольно покачал головой, когда произносил эти слова.
Лили уловила его тон.
— Ты думаешь, что он придурок?
— Проклятье… Нет. Ну, не совсем.
Дэвенпорт прикончил сэндвич, подошел к раковине, вылил на ладонь «Айвори ликвид», включил воду и смыл следы оливкового масла. У него были большие и сильные руки, как у боксера.
— Он хорошо относится к Саре, к тому же у него есть свой ребенок, примерно на семь месяцев старше Сары. Они ведут себя…
— Как семья, — закончила за него Лили.
Лукас отвернулся и стряхнул воду с рук, а она быстро проговорила:
— Извини.
— Да в общем… какого черта, — сказал Лукас. Он вернулся к холодильнику, достал оттуда еще одну бутылку «Лейненкугеля» и открутил крышку. — На самом деле я совсем неплохо себя чувствовал, когда понял, что все закончилось. Я зарабатываю кое-какие деньги, путешествую, смотрю на мир. Пару недель назад побывал в Литл-Бигхорне. Потрясающее впечатление. Ты стоишь перед памятником Кастеру и представляешь себе это провальное сражение.[3]
— Правда?
Он выжидал, когда она скажет, зачем приехала в Города-близнецы. Но Лили оказалась терпеливее, и наконец он сам спросил:
— Почему ты здесь?
Она слизнула крошку жареного мяса с уголка рта, ловко поймав ее длинным языком, а затем ответила:
— Я хочу, чтобы ты поехал в Нью-Йорк.
— Из-за Беккера? — скептически спросил он. — Ерунда это. Вы, ребята, и сами можете справиться с ним. А будь я нью-йоркским копом, мне бы очень не понравилось, если бы ко мне явился кто-нибудь со стороны. Да еще парень из маленького городка.
Она кивала, пока он говорил.
— Да, мы можем найти Беккера. У нас говорили самые разные вещи: что мы поймаем его через неделю, через десять дней… Но прошло шесть недель, Лукас. Мы его, конечно, возьмем, но политики начали терять терпение.
— И тем не менее…
— Было бы неплохо, если бы ты взял на себя средства массовой информации. У тебя хорошо получается общение с репортерами. Мы хотим, чтобы ты им сказал, что мы делаем все возможное и вызвали полицейского, который поймал его в первый раз. Тебе нужно подчеркнуть, что мы не сидим на месте. Наши ребята это поймут и оценят — они будут знать, что мы пытаемся снять напряжение.
— И все? Трюк из области связей с общественностью?
Дэвенпорт поморщился и покачал головой. Он не желал иметь никаких дел с репортерами. Ему отчаянно хотелось схватить кого-нибудь за глотку.
— Нет-нет. Ты примешь участие в расследовании, — сказала Лили. Она доела свой сэндвич и растопырила пальцы в поисках салфетки. Лукас протянул ей бумажное полотенце. — Будешь работать на улицах города вместе с остальными. Со всеми полномочиями, высший приоритет и так далее. Я действительно ценю твои способности.
Дэвенпорт уловил что-то в ее голосе.
— Но?
— Но если отставить все это в сторону, есть кое-что еще.
Он рассмеялся.
— Третий уровень? Уровень Лили Ротенберг? Чем ты занимаешься?
— Дело в том, что у нас серьезные проблемы. Даже хуже, чем Беккер, если такое можно себе представить.
Лили помедлила, потом пристально посмотрела на Лукаса, и он почувствовал ее напряжение. Она скатала кусочек бумажного полотенца в шарик и, не вставая, швырнула в мусорное ведро.
— Это должно остаться между нами.
Лукас раздраженно отмахнулся от ее слов, словно от назойливой мухи. Она кивнула, соскользнула с табурета, обошла кухню по кругу, взяла эмалированную кофейную чашку, повертела в руках и поставила назад.
— Мы расследуем тринадцать убийств, — сказала она наконец. — Беккер не имеет к ним никакого отношения. Там действует кто-то другой. Они все… совершены целенаправленно. По крайней мере, так кажется. Из этих тринадцати жертв — тринадцати, о которых мы знаем наверняка, но мы полагаем, что их больше, около сорока, — десять были настоящими преступниками. Двое из них довольно крупные деятели: оптовик картеля «Кали» и известный представитель мафии. Остальные восемь — разная мелкая рыбешка.
— Номер одиннадцать?
— Адвокат, — ответила Лили. — Защищал многих крупных наркодилеров. Он был хорошим юристом и сумел вернуть на улицы города достаточно тех, кому там находиться не следовало. Но большинство считали, что он работает честно.
— При таком роде деятельности трудно оставаться незапятнанным, — заметил Лукас.
— Но мы уверены, что он был честным человеком. Расследование не выявило ничего такого, что заставило бы нас поменять точку зрения. Совместно с федеральной и городской налоговой службой мы тщательно изучили его банковские счета и ничего не обнаружили. В самом деле, ему не было никакой необходимости преступать закон, он зарабатывал такие деньги, что больше просто не нужно. Три миллиона баксов за не самый удачный год.