Словно чтобы продемонстрировать, что ее отношение не изменилось из-за глупой ошибки, мисс Эджертон одарила Вира чарующей улыбкой, ничуть не менее обворожительной, чем те, на которые она не скупилась в течение всего дня. Но теперь он отлично знал, что ее улыбки ничего не значат. Она изготавливала их, как фальшивомонетчик делает двадцатифунтовые банкноты. А на него снова нахлынула тоска.
— Спокойной ночи, мисс Эджертон. — Маркиз поклонился. — Еще раз примите мои извинения.
Высота ее испугала. Гора возвышалась над оставшимися где-то далеко внизу долинами, и Элиссанде показалось, что она очутилась на балконе у самого Зевса. Воздух был разреженным, солнце палило во всю мощь. Она подняла руку, чтобы защитить глаза от солнца. Но рука лишь слегка шевельнулась. Элиссанда в ужасе опустила глаза и заморгала. На ее запястье был черный наручник. От него тянулась цепь, каждое звено которой было размером с ее кулак. Конец цепи уходил куда-то в гору.
Элиссанда взглянула на другое запястье. Та же картина.
Она скована, как Прометей.
Сделав резкое движение рукой, Элиссанда почувствовала боль. Она дернула еще раз — и боль усилилась.
«Пожалуйста, нет. Все, что угодно, только не это».
Раздался резкий пронзительный крик. Черная точка, появившаяся в небе, быстро приближалась, одновременно увеличиваясь в размерах. Это была птица — орел с острым, словно нож клювом. Он уже кружил над ней. Элиссанда начала отчаянно вырываться. По рукам потекла кровь. Но освободиться было невозможно.
Орел испустил еще один крик, и его клюв вонзился ей в живот. Боль оказалась такой сильной, что Элиссанда не могла даже кричать, только отчаянно металась по своему каменному ложу.
Проснувшись, она еще несколько секунд металась по кровати.
Через некоторое время кошмар отступил. Все еще дрожащими пальцами она зажгла свечу и достала из ящика с нижним бельем путеводитель по Северной Италии.
«К западу от деревни поднимается почти вертикальная известняковая стена, отделяющая расположенное на возвышенности плато от восточной части Капри. Раньше достичь его можно было только поднявшись с берега по восьмистам вырубленным в скале ступенькам. Эту лестницу соорудили, должно быть, еще до римского правления. Теперь туда ведет отличная дорога. По пути путешественники могут полюбоваться восхитительными видами».
Вир начал заниматься делом Дугласа по просьбе леди Кингсли. Он не возражал, поскольку был обязан ей за ценную помощь в деле Хейслея, но не был полностью убежден в виновности Дугласа. Эдмунд Дуглас находился в отеле «Брауне» оба раза, когда туда приводил след добытых вымогательством алмазов. Также он всякий раз ездил из Лондона в Антверпен, когда торговцы алмазами подвергались вымогательствам, однако у Дугласа имелись законные основания для поездок и в Лондон, и в Антверпен, важные центры торговли алмазами. И даже леди Кингсли, убежденная, что Дуглас — преступник, не могла объяснить, зачем человеку, и без того купающемуся в алмазах, идти на преступление.
— Возможно, он имеет меньше, чем мы думаем, — он вполне мог преувеличить богатство своей шахты, — сказала леди Кингсли Виру после трехчасового изучения бумаг Дугласа в его кабинете,— Ходили слухи, что он напал на такую богатую жилу, что в каждом ведре породы содержится целое состояние. Но реальность может быть иной.
Вир аккуратно поставил коробку с документами на место.
— Не исключено, что имеет место воровство среди персонала.
— Такая возможность существует всегда. Но даже если он так думал, то не отправился лично, чтобы проверить. Во всяком случае, ни штейгер[5], ни бухгалтеры никогда не упоминали о его визите. — Леди Кингсли подняла фонарь выше, чтобы Вир мог рассмотреть, где находится следующая коробка. — А как насчет домашних счетов?
Леди Кингсли с необычайной легкостью справлялась с деловыми документами. Этой ночью Вир ей помогал, но его основной обязанностью была переноска тяжестей. Однако читать при тусклом свете свечи было тяжело, и леди Кингсли потребовалась передышка. Вир ею воспользовался, чтобы изучить домашние счета.
— В этом поместье немного земли. Доход мизерный, а расходы велики, — доложил он. — Но расходы не выходят за рамки обычных. Я не нашел ничего, что могло бы подтолкнуть его к криминалу.
— Некоторые идут на это ради острых ощущений.
— Но большинство людей вообще стараются держаться подальше от криминала. — Вир поправил коробки, чтобы они стояли, как раньше. — Вы видели где-нибудь упоминание об искусственных алмазах?
— Нет.
Дело против Эдмунда Дугласа началось случайно. Мошенник, арестованный бельгийской полицией по совершенно другому поводу, похвастался, что регулярно обдирает торговцев алмазами Антверпена по поручению английского джентльмена. Бельгийская полиция посчитала эти разговоры простой дерзостью и бахвальством и не заинтересовалась делом. Хотя Вир считал, что причиной столь явной незаинтересованности бельгийской полиции является то, что практически все торговцы алмазами Антверпена евреи.
Несмотря на очевидную апатию бельгийской полиции, такую же незаинтересованность Скотленд-Ярда и упорное молчание предполагаемых жертв Дугласа, дело привлекло внимание Холбрука и нашло воинствующего сторонника в лице леди Кингсли, отец которой совершил самоубийство, когда не смог больше выполнять требования вымогателя.
Она с завидным упорством занималась этим делом в течение многих месяцев и собрала обширное досье. В нем одна вещь с самого начала удивила Вира — причина, по которой, как заявил бельгийский мошенник, у торговцев алмазами вымогали деньги, а они безропотно платили, заключалась в том, что они продавали искусственные алмазы как настоящие.
Насколько было известно Виру, французский химик Анри Муассан опубликовал, сообщение об успешном синтезе искусственных алмазов, используя печь с электрической дугой, но эти результаты никому не удалось повторить[6]. Синтетических алмазов не существовало. Но даже если бы они были, миру не грозила опасность остаться без натуральных алмазов. Торговцам Антверпена и Лондона не было смысла связываться с подделками.
Леди Кингсли первой покинула кабинет. Выждав несколько минут, Вир тоже выскользнул за дверь и направился вверх по лестнице для слуг. Дверь с лестничной площадки вела в восточный конец дома, где находились апартаменты хозяина и хозяйки.
Маркиз замедлил шаги у двери в комнаты Дугласа, прислушался и, не услышав ничего, вошел. В спальню мужчины всегда входит много народа — слуги застилают постель, чистят камин, приводят в порядок одежду, вытирают пыль. Маловероятно, что Дуглас станет прятать здесь что-то важное. Но, заглянув в спальню, Вир рассчитывал лучше понять характер Дугласа. Он вытащил из кармана авторучку и осторожно развинтил ее. В этой ручке было какое-то количество чернил, и ею вполне можно было написать несколько строк. Но главная ее ценность заключалась в плоской сухой батарее и крошечной лампочке, закрепленной там, где должен был находиться контейнер для чернил.
