Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
— Неплохо, — равнодушно, что давалось ему с явным усилием, пробурчал он и, чтобы не выдать восхищения, добавил с ухмылкой: — Для девчонки.
Кто из них сильнее, быстрее, ловчее? Они спорили об этом постоянно. С самого начала. Соревновались самозабвенно. И казалось, Аллах простер над ними благословленную руку, дабы охранить обоих от всякого зла. Так это и произошло, когда Салима в последний момент увидела перед собой преграду — кривой ствол пальмы, перегораживающий дорогу. И ей ничего другого не оставалось, кроме как на полном скаку выпрыгнуть из седла. Так случилось, когда стрела, выпущенная Хамданом, вонзилась ей между ребрами — я хотел только посмотреть, насколько глубоко она входит! Если дети султана и были с трудом сдерживаемой шумной компанией, то эти двое — Салима и Хамдан — были просто неуправляемыми.
В ответ на его замечание глаза Салимы сузились, уголки рта презрительно напряглись. Она быстро повернула голову в сторону мангового дерева и показала на плод, висевший примерно на той же высоте, что и тот, который она только что сбила:
— А вон тот — твой!
— Раз плюнуть, — надменно заметил Хамдан и вскинул ружье.
Абиссинской прислужнице по имени Киаламбока удалось преодолеть тоску одиночества — она впервые осталась одна. Ведь раньше, какую бы работу по дому она ни выполняла, ее повсюду сопровождала девчушка, которой абиссинка на своем языке день-деньской объясняла, что именно она сейчас делает, а когда Салима стала немного понимать по-абиссински, Киаламбока принялась рассказывать ей о своей родине, о львах и слонах, о злых колдуньях; от всех этих историй у принцессы в сладком ужасе замирало сердце. А сейчас свой каждый свободный час, когда он у него выпадал, с Салимой проводил принц Меджид. Кролики были не единственными животными в Бейт-Иль-Ваторо. Первыми открывали список пестрые петухи в клетках. Не обычные, а привезенные со всех концов света бойцовые, очень скоро многих Салима сочла своими, и они дрались с петухами Меджида. Очень часто брат и сестра совершали поездки верхом, и Меджид обучал ее искусству ведения охоты и боя. К большому неудовольствию Джильфидан.
— Точно промазал! — прокомментировала Салима выстрел Хамдана.
— Нет, я попал! Именно так, как и задумал, — возразил братец, который вдруг очень заинтересовался устройством ружья; он отлично знал, что выстрел только тогда считается удачным, когда пуля попадает в стебель, а плоды падают на землю.
— Ну и пусть! Все равно выиграла я, — со смехом провозгласила сестра, на ходу закидывая ружье на плечо и отвязывая поводья вороной кобылы, привязанной к дереву неподалеку, рядом стоял гнедой конь Хамдана.
— Подумаешь, ты всегда боишься, что я выиграю! — закричал мальчик, но пошел за ней.
— А вот и нет! — все еще заливаясь смехом, Салима вскочила в седло. — Я только не хочу твоего позора — а то совсем проиграешь. Девчонке , — поддразнила она его.
— Ха-ха, — с горечью улыбнулся Хамдан, подмигнул ей и тоже взлетел в седло.
С маленькой просеки они направили коней в густую зелень, пробираясь сквозь раскидистый кустарник под свисающими ветвями. Всей душой Салима противилась посещению школы в Бейт-Иль-Сахеле. Она как будто предчувствовала, что первые дни, проведенные там, в корне изменят ее взгляд на некоторые вещи. Если в Мтони она дерзко противостояла учительнице и была бесспорным лидером учеников, вызывающим лишь восхищение, то интерес мальчиков Бейт-Иль-Сахеля к новой сестричке быстро угас. Сводную сестру Шавану, тоже живущую там, Салима видела редко, потому что та школу уже закончила, хотя была старше Салимы на один только год. А от сестры Нуну, от рожденья слепой и смертельно завидующей всем, кто мог видеть, Салима старалась держаться подальше.
Однако за ту неделю до пятницы, выходного дня, пока Салима сидела со скрещенными руками и упрямо выдвинутой нижней губой, случилось нечто удивительное. Она забыла все прежние школьные мучения, забыла, что терпеть не может сидеть и молчать, зачарованно слушая учительницу, которая умела преподносить материал интересно и одновременно весело. И вскоре Салима совершенно подпала под ее обаяние и бегала за учительницей, как собачка, стараясь обратить на себя ее внимание прилежанием и умом. Равнодушие сводных братьев обернулось ненавистью, и не один раз они под водительством Хамдана не только зло подшучивали над ней, но и частенько распускали руки. Это продолжалось до тех пор, пока однажды Салиму не обуял такой гнев, что она с разбегу набросилась на Хамдана и стала колотить его, кусать и царапать… Слуги бросились к ним и с трудом разняли детей. Хамдан с разбитым носом вдруг начал смеяться и задорно подмигивать Салиме, кипевшей от злости, — это был один из тех таинственных моментов, когда рождается дружба.
— Спорим, что до города я обгоню тебя, сестренка? — услышала она позади себя; вызов ей показался заманчивым. Тропинка была узкой, в некоторых местах едва мог пройти человек, не говоря уж о крепком арабском скакуне, а низкие ветки представляли собой серьезную угрозу для всадника.
— Попробуй, — небрежно отозвалась она и резко ударила по бокам лошади. Оба с громкими криками пустились вскачь через подлесок, через заросли, а ветки хлестали по их лицам.
— Ну подожди, сейчас ты у меня получишь! — рычал Хамдан, когда тропинка исчезла в траве, а над зарослями кое-где стали появляться высокие пальмы.
Салима лишь смеялась в ответ и понукала кобылу бежать быстрее через шамбы (плантации), в сторону широкой дороги, которая шла от Мтони в город. Бок о бок скакали они по плотной земле, нисколько не заботясь о том, что из-под копыт лошадей, когда они скакали по лужам, летят грязно-бурые брызги.
— Первая! — пропыхтела Салима и ловко остановила лошадь, когда они достигли первых домов города, у большого одиноко растущего дерева. В его толстую кору были вбиты костыли — так высоко, как только мог достать человек, чтобы пригвоздить злых духов к стволу, чтобы те не проникли в жилища. Меж древесных корней были разбросаны бананы и яйца. Тут же стоял маленький глиняный горшочек для воскурения благовоний, в щелях ствола торчали маленькие записочки или нанизанные на нитку пестрые шарики из глины размером с жемчужину. Все это было частью одного большого колдовства — для отпугивания злых духов.
Задыхаясь, но с торжествующей улыбкой Салима медленно кружила на фыркающей кобыле вокруг танцующего на месте гнедого, готовая в любой момент начать спор, кто из них вышел победителем на сей раз.
— Салима, — озабоченно прохрипел Хамдан, у которого горло свело от скачки, и провел рукой по своим горящим щекам.
Она тут же все поняла и остановила лошадь. Из висящей седельной сумки, где она хранила патроны, Салима извлекла черный комок, в котором что-то металлически засверкало, и начала встряхивать его, пока не распутала. Получилась маска: две соединенные между собой полоски тяжелого блестящего шелка, окаймленные серебряным кружевом. Верхняя прикрыла лоб, нижняя — нос и скулы, а глаза, кончик носа, рот и подбородок остались открытыми. Прикрепленные к ним цепочки Салима обмотала вокруг головы несколько раз, чтобы эта маска, которую она носила с девяти лет вне дома, не соскользнула. Затем она быстро извлекла из той же сумки шейлу — большой платок черного шелка, вверху прозрачный и легкий, ниже — плотный и жесткий, он тоже был расшит узорами из серебряных и золотых нитей. Она расправила шейлу на затылке и на плечах, и он волнами заструился вниз, прикрывая длинные штаны до щиколоток. Чтобы он не слетел с нее во время езды, она кокетливо закинула его край за плечо, закатив при этом глаза. Хамдан понимающе засмеялся, и они продолжили путь.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
