меня. — Где голова нечисти?
Я выпрямился. Заложил большие пальцы за пояс. Хотел сказать, что изрубил нечисть в капусту, да в Омут и швырнул, где ей самое место. Но женщина меня опередила.
— Так ведь он нёс её, а она страшная была, как смерть, — молвила Верея, а сама старалась встать так, чтоб никто не заметил, как шевелится подол её жёлтого сарафана. — Ну я испугалась. Заорала. Туес выронила где-то в папоротниках и бегом. А Лех меня нагнал и показал, что бояться нечего, что мертва нечисть. Ну я и упросила его отделаться от уродины и не тащить в деревню такую пакость. И как мы из лесу вышли, то к реке пошли и в воду выкинули. Пусть щуки её обглодают, окаянную.
Я дёрнул бровью. Её басня заканчивалась подобно моей. Даже лучше.
Какое-то время Бажен сверлил меня полным ненависти взором. Однако, наконец, приметил собравшийся вокруг нас народ, и немного успокоился. Видимо, раздумал позориться сверх меры.
Его рука отвязала худой кошель от пояса и швырнула мне. Я поймал его на лету.
— На вот, плата твоя, — процедил староста. — Забирай и выметайся немедля, ловчий. Чтоб духу твоего больше не было.
Но я никуда не спешил. Развязал кошель и оценил содержимое.
— Пять серебряных, — я с укором покачал головой. — Сговаривались на восемь.
— Бери сколько изначально и обещал и проваливай. Не вороти нос, — по тону Бажена я понял, что платить сверх этих пяти монет он не станет.
Встречались такие гнилые люди, ничего не поделать. Да только и я не был с ним честен до конца. И лобасты не убивал.
Но тут снова встряла Верея.
— Нехорошо, муженёк, — она говорила с той же улыбкой, но голос сделался жёстче. — Добрый человек от нас беду отвёл, а ты на благодарность скупишься. Прогневить богов надумал? Не терпят боги обмана.
— Откуда тебе, глупой бабе, про богов ведомо? — помутневшим от гнева взглядом он уставился на жену. — Твоё дело домашний очаг беречь и сыновей мне дать. А судить в этой деревне я буду, где добро, а где худо.
— Мне, Бажен, многое ведомо, — улыбка угасла на красивом лице, уступив место холодному негодованию. — И про богов, и про добро и худо. Не будь дураком. Отдай Ловчему деньги, и пусть ступает своей дорогой.
Чем завершится эта сцена, я понял сразу, как она началась. Потому как знал хорошо таких людей, как староста Бажен. Случись разговор этот дома, без посторонних глаз, быть может, спустил бы он Верее дерзость. Но не на людях. Не мог он показаться слабым пред бабой. Не умел уступить. Да ещё, как зашла речь о человеке, с которым жена в лесу пропадала. Проучить такую бабу полагалось. И чтоб она урок запомнила. И чтоб другим не повадно стало.
Быть может, она и заслужила. Врала ведь мужу. И про то, что лобасту я убил. И про то, что сама той лобастой была. Врала, видать, часто, много и даже не краснела.
— Ах, ты, пёсья кровь! — завопил Бажен.
Кинулся на женщину, занеся руку для удара.
Только я был быстрее. Хоть и стоял дальше.
Я перехватил воздетую в замахе руку. Вывернул резко и больно. Так, что староста заорал. А я отпихнул его прочь, заставив упасть в дорожную пыль на четвереньки.
Зашипел Кот, выгнул спину дугой. Готов был ринуться мне на защиту. Да не пришлось.
— Бывайте, — коротко буркнул я, направляясь к воротам.
Селяне глядели на меня с ужасом. И ещё с большим презрением, чем когда я пришёл. Все расступались, пропуская ненавистного Ловчего.
Мне захотелось поскорее уйти, пока по моей вине ещё чего не приключилось.
— Лех, погоди! — Верея догнала меня, повисла на рукаве, совершенно не заботясь ни о муже, ни о том, что скажут потом соседи. — Нам потолковать с тобою нужно! Не уходи вот так!
Я оглянулся на неё.
Лазоревые очи глядели снизу вверх растерянным, отчаянным взглядом. С мольбой. С зыбкой надеждой, которую я никогда оправдать не сумею.
А вокруг были люди. Любопытные уши. Злые рты. Изведут же тебя потом, глупая. За вот этот случайный порыв распустят слухи. Ни в одну избу в гости не позовут. Глаза отводить будут. А муженёк неровен час бить станет. Защитишься от него нечистой силой или стерпишь? Что же делаешь, мудрая, старая лобаста? Что увидела во мне? Помощника? Защитника доброй нежити? Аль ещё кого, одного тебе ведомого? Не смогу я ответить тебе ничем.
— Не о чем толковать мне с такими тварями, как вы, — громко и зло ответил я. Выделил голосом «тварей», чтобы поняла меня верно.
Отцепил её похолодевшую руку от себя. А потом оттолкнул прочь так, что она чуть не оступилась.
Верею поймала одна из женщин. Удержала, не дав удариться о плетень. Глянула та баба на меня волком. Как и все прочие жители.
Но мне уже было всё равно. Я развернулся и зашагал прочь, покидая Медовый Яр навсегда. А Кот засеменил следом, гордо распушив черный хвост.
Я не оглядывался.
Пусть думают, что я негодяй. Пусть вслед мне плюют. Говорят, что околдовал красавицу старостину жену своими чарами, да обманул. Прогнал и доброго слова не сказал. Мне всё равно. Лишь бы её в покое оставили. Лишь бы не позволила глупцу Бажену себя обижать. А до прочего мне заботы нету. Иное было у меня на уме. Нечто такое, что важнее хлопот о чужой судьбе.
Так успокаивал себя я, удаляясь всё более от Медового Яра.
А серебряный гребешок оттягивал мой карман.
Сам не знаю, зачем забрал его у Вереи снова. Для чего вдруг снял с пояса, когда отталкивал прочь. Рука будто по наитию это сделала.
Возвращение колдуньи. Глава 1
— Лех, а что если нам прикупить коня?
Я сверху вниз глянул на Кота, который бодро семенил подле меня по дороге. Тракт петлял меж стройных берёзовых стволов. Роща вокруг просматривалась отлично. В тиши слышалось лишь стрекотание цикад да шелест ветвей в вышине.
— Нам? Коня? — я усмехнулся.
— Ну да, — мурлыкнул мой друг с таким выражением, точно я был глупее полевой мыши. — Свирепого буланого мерина. Будем на нём разъезжать. Не всё же ногами от деревни к деревне топать. Ладно сейчас, когда лето. А что делать станем, как морозы ударят? А
