другой колол пять раз ножом обнаженные плечи и спину хозяйки и обрезал тесемки — мешок падал в подставленную парку. Так повторялось с каждой женщиной, пока все мешки не оказывались у сборщиков, те укладывали их на повозки и следовали в очередную избу. Когда припасов набиралось достаточно для коллективного моления, варили пиво и приносили в жертву быка, овцу или птицу — в зависимости от важности случая или от божества, которому посвящались моляны в священной роще — керемет. Мы еще вернемся к этой традиции удмуртов, мордвы и других поволжских финнов.
Сходный обычай был обнаружен и у прибалтийско-финского народа, который считается потомком веси, жившей на Белом озере, — вепсов. Он был приурочен как раз ко времени сбора урожая — к окончанию жатвы. Жнецы возвращались домой с полей и вешали серп на шею хозяйке. «Или пироги делай, или голову отрубим!» — говорили они. Тогда хозяйка начинала печь праздничные пироги. Такой же обычай известен и у южных карел, и у финнов: жнец клал серп на спину хозяйке и требовал пирогов. Эти ритуалы напоминают многочисленные календарные «обходы», когда «обходчики» требовали у хозяев подарки, угрожая скрягам. Такие обряды были призваны обеспечить благополучие — изобилие в наступающем году (напомним, что в Древней Руси год начинался в сентябре).
Деяния волхвов, однако, не были имитацией жертвенного акта, как в мордовском и прибалтийско-финском обряде: их жертвы погибали. Явно древние волхвы обвиняли «лучших» жен не только в том, что они прячут запасы, но и в том, что они виновны в неурожае и голоде, то есть в ведовстве.
Повсюду в Европе именно колдунов и особенно колдуний (ведьм) обвиняли в том, что они послали засуху и «отобрали» урожай. В XIII веке немецкий миссионер и хронист Генрих Латвийский рассказывал, что другой финский народ — ливы в Прибалтике — принесли в жертву своим богам монаха Теодориха, потому что урожай на монастырской земле был обилен, а у ливов погиб, затопленный дождями. Христианская церковь боролась с этими древними предрассудками, и Янь выступил против волхвов как истинный христианин.
Но в проповеди волхвов летопись сохранила для нас и миф о творении человека, тело которого создал Сатана, а душу вдохнул Бог. Стало быть, тело человека, вопреки христианскому учению, может содержать всё, связанное с нечистотой, бесовщиной, — недаром Сатана использовал для него ветошку, которой Бог утирал свой пот. Миф о том, что Сатана сотворил тело человека, известен многим финно-угорским народам. Однако едва ли этот миф (в отличие от обряда, у которого есть параллели с мордовским обычаем) восходит к древнейшему прафинноугорскому или уральскому периоду. Он известен не только финно-уграм, но и их ближайшим соседям, тюркам и славянам. Значит, у этого мифа мог быть общий древний источник, и этот источник довольно хорошо известен историкам религии.
Так называемые дуалистические мифы о сотворении мира и человека — когда в творении принимают участие два творца, добрый (Бог) и злой (Сатана, дьявол), — восходят к древнеиранской религии, но популяризируются уже в средневековом мире вместе с широко распространенной дуалистической ересью. В Византии и Восточной Европе такой ересью было возникшее в Болгарии богомильство: богомилы считали, что земной телесный мир — это создание Сатаны, обитающего в преисподней, духовный же, божественный мир — это небесная обитель.
Древней основой дуалистических верований был иранский зороастризм — учение о противостоянии благого творца Ахурамазды (Ормазда) и злого Ангра-Майнью (Ахримана). Богомилы яро проповедовали свои идеи, и их миссионеры проникали далеко за пределы Балкан. Очевидно, дуалистическая ересь была занесена и к народам Восточной Европы, которым только что стали известны христианские истины, но объяснить происхождение зла в мире они толком не могли.
Прошло много столетий, и в начале XIX века другой искатель религиозной правды — недавно крещенный мордвин Кузьма Алексеев, объявив себя пророком (как и волхвы), также поднял восстание против властей и также был ими осужден.
Востоковед Д. Е. Мишин заметил, что, собственно, в иранских версиях антропогонии этот мотив отсутствует: в иранской книге Бундахишн («Сотворение основы» — зороастрийская книга о творении) появление человека не связано с божественным потом. Мишин указал на схожий сюжет сотворения человека в средневековом варианте книги Бундахишн. Творец Ормазд в борьбе с Сатаной Ахриманом оросил божественным потом первого человека (его звали Каюмарс или Гайомарт). В варианте, переданном мусульманским ученым-энциклопедистом аль-Бируни, Творец (Аллах) создал Каюмарса из своего пота.
Калитки — традиционное блюдо финской, карельской, вепсской и северорусской кухни.
Fanfo / Shutterstock
Финским сказкам известен и другой дуалистический сюжет творения, распространенный по всей Восточной Европе. Черт просит у Бога часть сотворенной земли — сначала десятую, потом размером с лапоть; наконец, всего лишь отверстие от воткнутого в землю кола. Из полученного отверстия черт стал выпускать на землю всяких гадов и паразитов, пока Бог не заткнул дыру головней (с тех пор паразиты боятся огня и дыма).
Расправа с волхвами: миф и ритуал
На самом деле Янь Вышатич, используя средневековое судебное расследование — пытку и казнь, должен был убедить нестойких в вере христиан, что у мира есть лишь один Творец, а волхвы неспособны предугадать и собственное будущее. Используемые методы тоже интересны для историка религий. Воевода велел повыдергивать захваченным волхвам бороды: этот обычай унижения — нанесения бесчестья — широко распространен в архаичном праве, в том числе в древнерусском (недаром русские люди так сопротивлялись указу Петра I о бородах). Однако для чудских окраин Древней Руси этот обычай мог иметь дополнительный смысл. Шаман манси еще в XVIII веке рассказывал Г. И. Новицкому, одному из первых исследователей Сибири, о том, что вместе с остриженными волосами можно исторгнуть из человека и душу. Волосы и ногти — неотделимые части тела, даже остриженные волосы надо хранить при себе. Вместе с бородами Янь лишил волхвов силы в глазах их сторонников.
Повешение на дереве также было широко известной казнью у народов Европы. Так расправлялись с преступниками. И вновь мордовский фольклор помогает объяснить этот обычай, описанный в русской летописи. В мордовской песне рассказывается, как некая девица кается перед смертью и просит похоронить ее не на кладбище, а «около большой дороги на старом дубе». Девица эта была колдуньей: она три года провела в
