стороны – со старой каргой и яблоком… Что-то ей должна бы напоминать, но… Никак не вспоминается что именно… Что же?.. Что же?.. Как странно… Почему так гудит в ушах?..
- Откуси кусочек, дорогой дружочек, - бабка вложила ей в руку яблоко и вдруг перестала трястись. – Уважь старуху…
И Кира уважила.
Она поднесла яблоко ко рту, медленно и с хрустом вгрызлась в жёсткую, сочную его мякоть…
Её тут же отпустило. Звон в ушах смолк, включив звук шуршащего в соснах ветра и поющей невдалеке свадьбы. Надкушенное яблоко со стуком упало к ногам.
- Не понравилось? – улыбнулась Бригитта.
Она захлопнула багажник и, не сказав более не слова, заковыляла по направлению к свадебной веранде.
Кира вытерла липкие пальцы о юбку. «Чёрт знает что такое…»
Всё ещё пребывая в странном недоумении от произошедшего, она села в машину, повернула ключ в замке зажигания и беспорядочными рывками выбралась со стоянки.
Домой добралась кружным путём, чтобы миновать злополучный пост ДПС.
И в «Аквариум» не поехала. Почему-то страшно хотелось спать. Как никогда. У неё хватило сил только на дорогу, на то, чтобы подняться в квартиру, доползти до дивана и, скинув красные туфельки, провалиться в сон – глубокий, как космос…
Глава 5
* * *
Яркое солнце и поёт судзумэ,
Но берегись! С Хонсю
Надвигается буря…
Там же
Яркое летнее солнце… Трепещущие на ветру лёгкие занавеси… Вкусный травяной воздух…
Откуда это?
Где-то было… совсем недавно ведь… А! На Лизаветиной свадьбе вчера. Да… Глупейшее, к слову, мероприятие… Там, правда, занавески были из дешёвого белого капрона, а здесь…
Здесь??
Кира широко распахнула до сей поры блымкающие в полусне глаза. А следом – резко села. В постели. Не на диване, где уснула вчера, не раздевшись и не добравшись до спальни своей дизайнерской квартирки в элитной высотке на Первой Продольной… А…где?
Под ней скрипнула неширокая, но массивная кровать с золочёными резными балясинами. Качнулись на сквозняке шёлковые кисти небесно-голубого полога. Пальцы судорожно вцепились в вышитое постельное бельё. Лёгкие шторы высоких французских окон, распахнутых на ослепительно-белую, залитую солнцем колоннаду, подбросил к расписанному фресками потолку игривый ветерок.
- Мамочки… - сглотнула Кира.
В дальнем углу, у белого с золотом комода, негромко зашебуршало..
- Кто здесь?
Девушка в длинном суконном платье и белом фартуке, накрахмаленном до жестяной жёсткости, виновато угнувшись, присела в нелепом книксене.
- Ваше высочество изволили проснуться? – пискнула она. – Прошу прощения, если послужила причиной вашего пробуждения, но вы сегодня так долго почивали, что госпожа Вайнцирль забеспокоилась о вашем самочувствии и…
- Стоять! – Кира откинула одеяло и неловко сползла с высокой постели: вначале коснувшись босой ногой бархатного пуфа, а после уже дотянувшись до утоптанного ворса толстого восточного ковра.
Прошлёпав по ледяным плитам пола к девушке в фартуке, она обошла вокруг неё, словно вокруг ёлки. Даже пальцем потыкала для тактильного отождествления…
- Как ты меня назвала?
Девица совсем угнулась:
- Простите, ваше высочество, - пролепетала она, стремительно бледнея носом и пунцовея ушами, – самовольно я бы отродясь не… Только по настоянию госпожи… Если вы недовольны…
Но Кира её испуганное мекекеканье уже не слушала – она пронеслась стремительным бело-розово-кружевным вихрем к одному из распахнутых окон, выбежала на дворцовый балкон и перегнулась через широкие мраморные перила.
Прямо под ней пестрели глициниями клумбы, разделённые гравийными дорожками и стрижеными кустами, упираясь в заросли рододендронов. За их живой изгородью сразу начинались зелёные холмы, опушённые кронами дубрав, исчерченные жёлтыми нитями троп и дорожек…
По клумбам бродили флегматичные куры под водительством делового, пышного петуха. Сновали по дорожкам люди в старинной одежде с корзинами, лопатами, охапками дров и дребезжащими тачками. Конюх провёл под уздцы цокающего по брусчатке коня под седлом. Завлекательно хихикала девица в чепце, перехваченная на бегу за аппетитный локоть с ямочкой симпатичным угольщиком… Она кокетливо закатила глаза на его неуклюжие нашёптывания и встретилась взглядом с Кирой. Выдернула руку у ухажёра и почтительно присела, не сводя недоумевающего взгляда с полуденного явления госпожи…
- Ваше высочество! – застонала сзади белофартучная, пытаясь накинуть на плечи Киры ещё одну хламиду из оборок и лент. – Вы ведь в неглиже! Негоже…
- В неглиже… - тупо повторила та. – Негоже…
Кира сползла на пол и уселась по-турецки, обретя пышность бело-розового торта, привалившегося к балюстраде…
- Ты… Как там тебя?
- Мари, ваше высочество.
- Ага… А ты здесь… это… кто вообще? Прислуга?
Глаза Мари округлились до размеров чайных блюдец:
- Ваша горничная. Вот уже год как…
Кира уставилась на неё. Та, чтя субординацию, быстро потупила круглые недоумевающие гляделки.
- Год? Вот как… И что же, - она слегка замялась, подбирая слова, - за это время… то есть… я со вчерашнего дня не изменилась? Как тебе кажется?
- Мне кажется, - промямлила служанка, комкая оборки фартука, - что мой долг – немедленно оповестить госпожу Вайнцирль о… о ваших затруднениях…
Кира, цепляясь за перила, поднялась на ноги и поплелась внутрь покоев: зад и ноги от сидения на каменном полу основательно подмёрзли, настойчиво напоминая о насущном.
- Мари, где мои тапки? В смысле, ночные туфли?..
Горничная услужливо метнулась к ложу и обратно с атласным произведением обувного искусства, увенчанным розовыми помпонами, и замерла, почтительно сложив на фартуке руки.
Кира машинально сунула ноги в предложенную атласную прохладу.
- Ну, чего застыла? Передумала поднимать на уши грозную госпожу Циркуль по поводу моего тягостного положения умирающей?
Мари поспешно присела в своём дурацком книксене
