— Явился, негодник! Опять допоздна шлялся! А ну снимай ремень!
Тут же слышался плач Сережки:
— Мамочка, не надо! Я больше не буду!
Следовавшие за этим вопли свидетельствовали о том, что его мама ему не верила. Больше всего меня удивляло то, что на следующий день Сережка как ни в чем не бывало куда-то уходил и опять возвращался поздно, прекрасно зная, что его отлупят. Поэтому предложение пойти с ним гулять одновременно и пугало, и манило обещанием приобщиться к миру Сережки, наверняка необыкновенно интересному, раз ежедневная порка и та — недорогая цена для него. Однако мне не хотелось быть вечером лупленным — раз, а два — я очень сомневался, что меня с Сережкой отпустят, и потому не знал, что ему ответить. Но вмешалась тетя Люба:
— Иди, иди, — сказала она мне. — Я твоей маме скажу, что ты с Сережкой пошел, она тебя отпустит. А ты, — это уже Сережке, — присмотри за Женей, чтоб с ним не случилось чего! И смотри мне, чтоб пришел не поздно, Жене спать надо рано!
Через несколько минут мы свернули за угол нашего дома и пошли в сторону Волкова кладбища. Сережка шел быстро, и я почти бежал, едва поспевая за ним. По дороге он объяснил мне покровительственным тоном, что я хотя и «малышня», но вообще «чувак нормальный» и, если буду держаться за него, то есть за Сережку, то все будет «клево». Завершил он монолог многозначительным вопросом:
— Прикидываешь?
Я ответил, что прикидываю, хотя, что именно я прикидываю, не знал. Тут Сережка неожиданно остановился и схватил меня за руку.
— Стой! — прошипел он.
Я испуганно посмотрел на него. Сережка застыл на месте, сделав страшные глаза. Проводив его взгляд, я увидел какого-то мужчину веером костюме, который медленно шел шагов на десять впереди нас.
— Кто это? — спросил я.
— Тихо ты! — огрызнулся Сережка.
Я сообразил, что этот тип в сером костюме — террорист или американский шпион. А Сережка — молодец! — выследил его! И сейчас мы узнаем, куда этот тип идет, заявим в милицию и прославимся. Я это моментально понял и почувствовал себя вовлеченным в какую-то невероятную историю, о которой потом напишут книжку, что-нибудь вроде «Судьбы барабанщика» или «Дыма в лесу». А тетя Люба узнает о том, что ее сын — герой, и ей станет стыдно за то, что она его лупила. Мы продолжали красться за человеком в сером костюме, который, ни о чем не подозревая, куда-то шел и курил на ходу сигарету. Небрежным взмахом руки он бросил окурок, и это послужило сигналом.
— Скорее! — воскликнул Сережка и бросился к недокуренной сигарете.
Он поднял этот окурок, взял его в рот и сделал несколько жадных затяжек.
— Слава богу, не потухла! — сказал Сережка.
Я испытал одновременно и глубокое разочарование и большое облегчение, потому что, сказать по правде, хотя уже и знал, что в жизни всегда есть место подвигу, но был не готов так внезапно его совершить, рискуя жизнью, меня бы предупредил кто накануне. А потом Сережка протянул окурок мне и сказал:
— На, кури.
Понятно, что ударить в грязь лицом я не мог, и, зажав в зубы замусоленный фильтр, несколько раз дунул в него, поскольку, по моим представлениям, именно это называлось курением. После этого я окончательно почувствовал себя в команде Пашки Квакина.
Вскоре мы подошли к пруду, на берегу которого уже сидела компания ребят, игравших в карты. Среди них был и Мишка из третьего подъезда.
— Курить есть? — сразу же спросил он подошедшего Сережку.
— Не-а, — ответил Сережка.
Тут еще кто-то спросил его:
— А это еще что за «хвост» с тобой?
Я сразу почувствовал себя как-то неловко, потому что «хвост» относилось ко мне, и как самому обыкновенному хвосту, оказавшемуся в неудобном положении, мне захотелось спрятаться за Сережкину спину.
— Это Женька, парень что надо! — вступился за меня Сережка и грозно добавил: — Кто его тронет — будет иметь дело со мной.
Ободренный такой поддержкой, я почувствовал себя уверенней и присоединился к ребятам, но сел подальше от воды, хотя давно уже не верил в бабушкины сказки о чудовище, живущем в пруду.
С того самого дня я больше не качался на качелях и не пускал кораблики в канаве перед домом, а все свободное время проводил на берегу пруда возле Волкова кладбища и вскоре не только перестал бояться вылазки страшного зверя на берег, но и сам лез в воду. А вечером на упреки бабушки снисходительно посмеивался над ее суеверием, твердо уверившись, что никакого чудовища нет и никогда не было.
Недалеко от того места, где мы обычно собирались, находилась коса, — узкая полоска суши, доходящая чуть ли не до середины пруда. Она была не прямой, а плавно изгибалась в левую сторону. Причем изгиб был таким изящным, как будто некогда какой-то великан поставил на землю циркуль, чтоб описать окружность: — начал от берега, отчертил пятую часть круга прямо по воде, да и бросил эту затею. Одним из наших самых любимых развлечений было состязание в беге по косе с завязанными глазами. Победителем становился тот, кто добегал до конца и там нырял в воду. Удавалось это немногим: большинство либо сбивались с пути и слетали в пруд раньше, либо спотыкались и, чтобы не растянуться на песчаном грунте косы, прыгали в сторону и под хохот толпы уморительно плюхались в воду. Я же был единственным, кто неизменно выигрывал в этих состязаниях. Я сразу понял две вещи, которые и позволяли мне всегда оставаться победителем. Во-первых, нельзя бояться упасть, поскольку именно от страха бегущий спотыкается и падает. Во-вторых, бежать нужно по кругу, бежать так, будто ты тросом длиною в радиус привязан к центру окружности. Из-за того что я все время выигрывал, меня прозвали Чемпионом Косы. Очень скоро прозвище сократилось на слово «чемпион», некоторое время я побыл Косой, а ко второму классу стал Косым. Причем с этим я настолько сжился: если кто-либо из сверстников называл меня по имени, я не сразу соображал, что он обращается ко мне. О происхождении этого прозвища никто никогда не вспоминал и не задумывался. Иногда меня дразнили косым, и мне это было вдвойне обидно, потому что никакими врожденными дефектами я не страдал. Но в конце концов, прозвище сыграло роковую роль в моей жизни, о чем, если сказать положа руку на сердце, я ни капельки не жалею. Дело в том, что благодаря этой кличке я познакомился с Леной, которая стала моей женой.
Это случилось пять лет тому назад. Я только что закончил физтех, который отнял у меня мои лучшие годы, не выделив из них ни минуты на общение с прекрасным полом. И это меня сильно смущало, поскольку я и так был застенчив, а за шесть лет отданных институту утратил полностью навыки общения с девушками. В их присутствии я терялся, сам себе казался смешным и глупым и был убежден, что у любой девушки пообщавшейся со мною в течение пяти минут навсегда пропадал интерес ко мне. Я был уверен, что предложение встретиться со мною, сделанное с моей стороны, будет воспринято в лучшем случае как неудачная шутка, и потому никогда не отваживался на такой шаг. Но в один прекрасный день мое дурацкое прозвище полностью перевернуло мою жизнь. Был летний воскресный день, и я шел к своему другу Сашке на день рождения с ужасно пасквильным настроением, потому что Сашкина новая пассия по имени Света обещала привести подругу и познакомить ее со мной. А я знал, что не смогу двух слов вымолвить и не решусь попросить девушку о новой встрече. А потом прострадаю всю ночь, перебирая мельчайшие подробности встречи, и буду казнить себя за тысячи упущенных возможностей познакомиться поближе. Пребывая в черном пессимизме, я и пришел к Сашке. Открыв дверь, он громко воскликнул:
