— Сеньора Хуана, вы выглядите спокойной, умиротворенной, — послышался мужской голос. — По всему, что слышал, я ожидал увидеть вас в горе, неспособной разговаривать.
— Вот как, сеньор? — сказала Хуана, приподняв брови. — Почему?
— Я, по глупости, верил тому, что вдовы горюют, — сказал Бернард Бонсом де Пигбаладор.
— Сеньор, мне еще никто не сообщал, что я овдовела, — сказала она. — Когда эта минута наступит, если только наступит, будьте уверены, я выражу свое горе.
— Конечно, — сказал де Пигбаладор. — Однако мужчина, у которого любимая жена при смерти, плачет так же горестно, как и тот, кто уже лишился своей. Не думал, что женщины так отличаются от мужчин.
— Может, не отличаемся, — сказала Хуана, сонно зевая. — Однако вы, сеньор, хотя я считала вас беззаботным, кажется, пребываете в раздражении.
— У меня много забот, сеньора Хуана, — ответил Бонсом. — Не серьезных, это правда, но целый клубок мелких, нелепых. Я только что обедал с сеньором Пере Видалем, глупым человеком, который два часа угощал меня не только вином, но и перечислением жалоб. Этого было достаточно, чтобы кого угодно вывести из себя.
— На что жаловаться сеньору Пере Видалю? — спросила Хуана.
— Понимаю ваш гнев, — сказал Бонсом. — Его положение, по сравнению с вашим мужем, почти великолепное. Но он честолюбивый человек, сеньора, очень честолюбивый. До того, что готов расстаться с частью золота, дабы выдать дочь за человека с титулом. Он жаловался, что предприятие, в котором он участвовал вместе с вашим мужем, вполне может пойти ко дну в эту сильную бурю.
— Бурю?
— С сожалением должен сказать, ту, которая так тяжело вас поразила. Если такое случится, как он сможет дать дочери достаточное приданое, чтобы на него позарился аристократ?
— И чего же он хотел от вас, сеньор?
— Думал, что я смогу ликвидировать эту проблему, прошептав несколько слов кому нужно на ухо.
— А вы могли бы, сеньор?
— Если б меня попросила надлежащая личность, возможно, смог бы, — ответил он, склонясь над ее рукой и коснувшись ее губами.
— Не будем углубляться в этот вопрос, сеньор, мне кажется, вас вызывают.
Бонсом оглянулся. К ним шел через двор слуга в королевской ливрее.
— Опять? Из-за этого я не люблю службу здесь, сеньора Хуана. В ней есть свои вознаграждения, однако постоянно находишься во власти других. Здесь почти негде скрыться. Но, может быть, он идет за вами.
Оказалось, что нет. Слуга подошел к Бонсому и негромко, вежливо заговорил.
— Ты уверен, приятель? — раздраженно спросил Бонсом.
— Да, сеньор, — ответил слуга. — Он ждет возле лестницы в большой двор. Проводить вас?
— Я смогу найти его сам, — ответил Бонсом. — Наглый пес, — добавил он, обращаясь к Хуане. — Однако, пожалуй, мне надо идти.
— Сеньор, я освобождаю вас от дальнейшего присутствия, — сказала Хуана и снова закрыла глаза.
— Благодарю, сеньора, — сказал благородный Бонсом.
Бонсом быстро пошел из тихого маленького двора к шуму и суете большого.
— Я велел тебе не беспокоить меня здесь, — сказал он. — Тебя знают очень многие, и когда-нибудь я могу счесть это неудобным.
— Очень сожалею, сеньор, но я не хотел доверять свое сообщение бумаге или передавать его через посыльного, пусть и в самых неопределенных словах.
— Переходи к сути дела, приятель, — сказал де Пигбаладор. — Быстро.
— Ладно, сеньор, — пробормотал тот человек. — Здесь?
— Какое место лучше? Кто может услышать нас?
И в самом деле, среди тех, кто работал, громко перекликаясь, и тех, кто проводил время за азартными играми, едва можно было расслышать позвякивание монет, падающих на каменные плиты, тем более негромкий разговор.
— Прошу прощения, сеньор, но я еще не нашел того, что вы ищете. Обыскал все места, которые вы предложили, и еще несколько, и этого нигде нет. Видимо, предмет ваших поисков бесследно исчез.
— А что эта женщина?
— У нее этого нет, несмотря на то что нам говорили. Клянусь. Я сам смотрел. Ни следа. Моя осведомительница теперь говорит, что оно есть у этой женщины, только думала, что может быть. Наверняка думала, что не получит платы, если не скажет нам чего-то определенного.
— Надеюсь, ты отобрал у нее то, что вы ей заплатили, — злобно сказал Бонсом. — Мне нужна эта собственность. Она дорого стоит.
— Продолжать поиски? — спросил тот человек.
— Проверь имение. Поспрашивай там.
— Слушаюсь, сеньор.
— Только не трать на это целый месяц. Время важно.
— Поискать в замке в Эльне?
— Вряд ли оно там будет. И об этом я позабочусь сам. Если что-то выяснишь, ты знаешь, где встретиться со мной.
— Да, сеньор.
— Я вернусь сюда ровно через неделю.
— Превосходно, сеньор.
Глава третья
Жирона, воскресенье, 5 октября
Дом врача целый день пребывал в брожении. Требовалось вычистить и сложить в коробку верхнюю одежду, сверху положить чистые женские сорочки и рубашки. Ее требовалось плотно закрыть, чтобы она была готова к погрузке. Дорожную одежду требовалось разложить, чтобы ее можно было надеть рано утром. С этим было покончено, и Юдифь готовила для всех троих узелки на дорогу, когда у ворот кто-то позвонил.
— Лия, — раздраженно сказала Юдифь, — иди, посмотри, кто там.
— У меня свои дела, сеньора, — жалобно ответила служанка. — Пусть идет Ибрагим.
— Ибрагим понес коробку в дом сеньора Аструха, — сказала Ракель из своей комнаты на втором этаже.
Юдифь завязала последний узел для Юсуфа и спустилась во двор. В воротах стоял запыленный, усталого вида человек.
— У меня срочное послание к врачу Исааку, — сказал он, вынимая сложенный листок бумаги из кожаной сумки на боку.
— От кого? — спросила Юдифь.
— От сеньора Иакова Бонхуэса из Перпиньяна. Я выехал с ним до рассвета. Он очень хотел, чтобы послание было доставлено сегодня.
— Входите, добрый человек, — сказала Юдифь. — И перекусите, а я пошлю кого-нибудь за мужем. Наоми, — позвала она. — Вина и закусок посыльному.
Пока Наоми заботилась о посыльном, Ракель бегом спустилась со второго этажа, а в ворота вошел Ибрагим.
Юдифь огляделась.
— Ракель, где твой папа и Юсуф?
— Я должен был сказать вам, сеньора, — сказал Ибрагим, — что они у сеньора Аструха. Они скоро вернутся.
— Когда ты должен был мне это сказать? — спросила Юдифь.
