уроды?! — истерично заорала она.
Чары её красоты рассеялись. Наружу проскользнуло что-то безумное.
Такая сцена может выглядеть привлекательно разве что в голливудском кино, в реальности же сумасшествие отталкивает и пугает.
— Ясн, — сделал вывод несостоявшийся заступник, растерянно проводя пятерней по волосам.
— Два психа, — пробурчал другой на заднем фоне, и защитники ретировались за дверь.
— Только ради тебя, давай! — со злостью зашипела Лилька в ухо Илье. — Но ты когда-нибудь заплатишь за то, что делаешь со мной!
— Камон, ты сама хочешь, иначе бы и дальше играла в женщину-кошку с этими крысами, — спокойно ответил он, вкладывая ей в руку зип-пакет.
Истерично бьющий свет урывками выхватывает из темноты танцующих людей, отчего движения разбиваются на мерцающие микро клипы. Музыка пронизывает собой всё и долбит битами по вспотевшим телам на танцполе, заставляя их дергаться быстрее и хаотичней в бешеном ритме.
Здесь так красиво, я перестаю дышать.
И звуки на минимум, чтобы не мешать.
Эти облака — фиолетовая вата….
Лильке весело, все кажется необыкновенно ярким, сочным. И жизнь, как легкое дыхание… Она скользит по музыке, обвивая всем телом Илью. Илья кажется другим: более теплым, более близким, но ей хочется еще ближе…
Девочка — пятница не хочет быть сегодня одна.
Какая разница, где я. Не отвечаю на номера.
Можешь даже не набирать. Можешь даже не набирать.
Я хочу угорать, я хочу угорать.
Лилькин запах, дыхание и учащенный пульс действуют на Илью возбуждающе. Лилька жмется к нему, от чего он ощущает затвердевшие соски под её топом. Тело горячее: оживает под руками, выгибается, вибрирует потоками готовности отдаться. Зрачки расширены, отчего слегка покрасневшие глаза блестят и кажутся черными, она часто дотрагивается до кончика носа и смеется.
Илья закрывает глаза, наслаждаясь своими ощущениями и их силой. Ощущая, а не имитируя ощущения.
Твои кенты-лошки, а я без башки,
Мы не будем играть в "Кошки-мышки".
Твои ладошки уже далеко зашли.
Я хочу тебя, а еще хочу сижку. [1]
— Ты такой красивый, — говорит она сквозь музыку. — Как ангел! И мой!
Илья не слышит её бессвязных бормотаний. Сейчас он сосредоточен на себе. Он хочет её, желание искрами ползет по телу и сбивает дыхание. Больше медлить нет смысла.
Он тащит её туда, где может быстро дать выход назревшему желанию.
В кабинке туалета тесно. Она разгоряченная, её тело давно готово принять его. Илья не церемонится и не тратит время на лишние прелюдии. Он надевает презерватив. Все происходит быстро, она кричит — грубость заводит её, приходится зажимать ей рот рукой.
Илья брезгливо моет руки, с раздражением глядя в зеркало, висящее над раковиной, на застывшую за спиной Лильку. Она бледной тенью стоит позади него, и никак не понимает, что в мужском туалете тёлкам не место.
— Илья, мне плохо, — она прижимает руки к груди. — Мне очень больно, — по щекам у неё текут слезы. Косметика расползается по лицу некрасивыми разводами. Она с мольбой смотрит в зеркало на Илью. — Ты же учишься на врача. Помоги мне, что-то с сердцем, в груди жжет.
— Похоже на инфаркт, — равнодушно бросает он через плечо.
— Помоги мне. Вызови скорую! Позови кого-нибудь! Помоги… — голос ее слабеет, она обессилено сползает по стене.
Илья с неприязнью смотрит на сушилку для рук — источник дополнительных микробов, достаёт салфетку и тщательно вытирает руки.
— Пока, Лиля.
Илья разворачивается и выходит в бешеный поток.
— Выродок! — побелевшими губами шепчет ему вслед девушка.
На улице осень. Сырая, поздняя, ожидающая снега, чтобы прикрыть старческую дряхлость увядания.
Тишина после клубного шума ударила по ушам. Реальность слишком резко проявилась во всей полноте бытия, так что захотелось ее из себя вытошнить.
Илья застегнул куртку. Достал сигарету, закурил, посмотрел на часы Omega— время 3:42 ночи.
— Ща, кипишь будет, — послышались сзади голоса, выходящей из клуба компании.
Илья обернулся.
— А чё там случилось-то? — спросил тощий неформал, доставая сигарету.
— Да девка в туалете, кажись, окочурилась или чуть не окочурилась, — затягиваясь, ответил паренек в нелепой зеленой шапке-ушанке, рука с обгрызенными ногтями подрагивала.
— Чо, кто-то убил? — обеспокоенно пропищала девушка с сережкой в носу.
— Да не-е, под наркотой, скорее всего, — пожал плечами зеленоголовый.
Илья пошел к машине, пикнул, снимая сигналку. Дверца щелкнула.
Мать ненавидела звук, с которым открывалась и закрывалась его машина, и все порывалась уговорить Илью на новую. Но Илья, если и думал поменять свой гелик, то явно не на предлагаемую матерью, якобы самую безопасную машину в мире — volvo. Он не знал, в каком веке и от какого нищеброда она услышала, что этот дешевый хлам надежен и безопасен, но приставала к нему довольно регулярно — значит, какой-то очередной любовничек надоумил. Илья же присматривался к толковым тачкам вроде А8-ой, ну или мерса AMG, на покупку которых мать категорически не соглашалась. Опять же под чьим-то дурным влиянием, до которого у Ильи никак не доходили руки, мать решила, что Илья слишком избалован и в воспитательных целях пыталась ограничить его расходы.
Ничего, совсем скоро он перестанет зависеть от её денег.
До дома минут пятнадцать езды по пустым дорогам еще не проснувшегося города, но он решил покататься, пока гаишники спят.
Щелкнул центральным замком. Нажал кнопку старт и вжал педаль, разгоняя гелик по максимуму, где-то в глубине себя желая разбиться.
***
Подмороженная земля хрустела под ногами. Обманчивый лед ломался, ноги проваливались в лужи. Сердце колотилось в ушах. Промозглый холодный воздух резал легкие. В боку кололо. Но Аня продолжала бежать, волоча за собой двух испуганных детей.
Вадик споткнулся.
— Вставай, Вадик! Быстрее! — скомандовала она.
Чувствуя в руках предательскую слабость и дрожь, Аня торопливо подняла мальчика с земли, автоматически пытаясь отряхнуть грязь с его куртёнки, но вместо этого лишь размазала сырые комки по одежде и испачкала руки.
Мальчик хныкал, пытаясь ответить, но спазм в горле мешал ему выдавить слова, и лишь плаксивое: «мА» все же продиралось к Ане в душу.
— С Валькой всё нормально! Она убежала вперед нас! — раздраженно, в который раз объяснила Аня брату.
Она ненавидела мачеху. Та, заварив кашу, свалила, даже не подумав о своих детях. Привязанность брата к непутевой мамашке всегда выводила Аню из себя.
— Давайте, Ариш, Вадик, — повторяла она, поглядывая по сторонам. — Немного осталось, потерпите.
Аня снова схватила детей за влажные ладошки и потащила в темноту.
Вадик прихрамывал, да и ей, в промокших насквозь комнатных тапках, бежать было неудобно и холодно. Она только и успела схватить детские сапожки и куртки, и наспех одеть Вадика и Аришку.
Хуже всего то, что
