отдает Хамза борьбе с предрассудками и старыми обычаями.
Впервые в Шахимардане 8 марта 1929 года проводится женское собрание. В этот день двадцать три женщины швырнули паранджу в огонь. А через десять дней в переулке град камней обрушился на поэта. Озверевшая свора фанатиков решила свести счеты с этим неистовым человеком и убила его.
Сейчас бывший Шахимардан называется Хамзаабад, и там стоит мавзолей замечательного сына узбекского народа.
По ступенькам мавзолея каждый день поднимаются десятки людей.
Кто они?
Одно известно… Эти люди читают книги поэта, слушают его музыку, смотрят фильмы и спектакли, поставленные по его пьесам.
Автобус приближался к Хамзаабаду.
— Есть такое предание, — сказал литературовед. — Древний узбекский ученый Фараби́ был и хорошим музыкантом. Когда он вернулся из далеких стран, кроме больших знаний, которые он получил у своего учителя Арасту́, Фараби будто бы обладал способностью отгадывать сокровенные чаяния людей. Услышав об этом, со всего берега Сыр-Дарьи собрался к нему народ. Мудрец был удивлен, но не растерялся: показал людям свое «чудо».
Это был обыкновенный дутар — двухструнный музыкальный инструмент, изобретенный им самим.
Фараби сыграл на дутаре одну из своих мелодий. Люди долго молчали, а потом послышались радостные возгласы:
«Правильно, учитель, ты отгадал. Это наши думы!»
«Да, это наша мечта!»
«Наша Сыр-Дарья!»
— Вот так и в книгах Хамзы отразились думы и чаяния узбекского народа, — закончил свой рассказ литературовед.
Автобус остановился. Усман вместе со всеми подошел к мавзолею, поднялся по ступенькам и застыл в благоговейном молчании…
Абдулла Набиев
Бери винтовку в руки, юный пролетарий, и иди на защиту социалистической революции!
Из призыва Ташкентского горкома комсомола. 1919 год
Эту историю Усману рассказал бывший командир красноармейского отряда, сражавшегося с басмачами.
В отряд пришел мальчишка.
— Я хочу быть добровольцем.
Командир осмотрел его с ног до головы. Рваная, выцветшая рубашка, такие же старые штаны. Стоит босой, переминается с ноги на ногу…
— Что ты будешь делать в отряде?
— Бить басмачей.
Командир улыбнулся.
— Скажи пожалуйста: «бить»!.. — Потом вздохнул и уже серьезно заключил: — Мал еще ты, в седле не удержишься. Подрасти.
Но позднее Абдуллу все же взяли. Это был 1920 год. Вокруг Коканда, по кишлакам, шныряли шайки басмачей. Они налетали неожиданно. Загорались дома активистов, слышались крики и выстрелы. А потом бандиты исчезали, оставляя после себя пепел и трупы. Не всегда погоня давала результаты: много дорог в степи, еще больше троп в горах. Нередко красноармейцы возвращались ни с чем.
В одном из отрядов и поручили Абдулле проследить за шайкой басмачей.
Юноша оказался хорошим разведчиком. Он безошибочно шел по следам бандитов, узнавал о месте их ночлега. А к рассвету приводил туда красноармейцев.
Так было несколько раз.
О делах юного разведчика заговорили не только друзья, но и враги. Абдулле передавали угрозы басмачей.
— Мы еще посмотрим, чья возьмет! — усмехался юноша.
Созданная Абдуллой первая комсомольская ячейка заняла дом, который еще недавно принадлежал баю, богачу. Теперь здесь хозяйничала молодежь, училась военному делу.
Однажды, возвращаясь домой, Абдулла услышал женский плач, причитания. Он вбежал во дворик.
— Отец!.. Там твой отец…
Абдулла смотрел в застывшие глаза отца, на темные, со вспухшими венами руки. Эти руки всегда пахли кожей, красками, были изрезаны дратвой.
— За что? Кто? — шепотом спросил юноша.
Его не расслышали. Но, собственно, ответа и не нужно было. Абдулла и без того знал: отца били басмачи. Они мстили старому сапожнику за сына-разведчика, комсомольца, вожака молодежи.
Отец не выжил…
В комсомольскую ячейку приходили новые юноши.
— Сейчас мы учимся воевать, — говорил Абдулла. — Потом будем учиться жить по-новому.
О новой жизни он мечтал и один, и в кругу друзей.
Ему верили. Но юноша знал, что за каждым углом его подстерегает враг.
Через несколько лет, когда Абдулла Набиев будет работником Центрального комитета комсомола Узбекистана, далеко от родных мест, в Сурхапдарье́, оборвется его жизнь.
Первого узбекского комсомольца убьют предательски, из-за угла…
Ковры из цветов
Ферганская долина — богатый край, но население не богатеет, а все больше беднеет и закабаляется, вводимое коммерсантами в весьма невыгодные сделки.
«Туркестанское сельское хозяйство». Журнал за 1909 год
В вагоне шумно. Люди как следует не устраиваются. Им нужно проехать лишь от Коканда до Наманга́на. Путь уж не такой долгий.
Усман с дедушкой стоят у открытого окна, смотрят на поля и сады.
Знаменит этот край и своими плантациями дынь. Трудно перечислить сорта, которые здесь выращивают с давних времен: кукча́, амири́, басвалды́, кзыл уру́г, ананас, чугри́…
Вдоль полей застыли ряды тутовых деревьев. Значит, здесь живут и шелководы. Порой мелькают голые холмы. Но вот они исчезли — и снова поля.
А когда поезд проходит мимо Чу́ста, хочется выпрыгнуть из вагона и двинуться по первой же попавшейся тропинке. Тропинка бежит, обгоняя ручей, и неожиданно ныряет в сад, будто приглашая за собой: заходите, заходите, гостем будете!
— Богатый край! — вслух говорит дедушка.
— Богатый! — соглашается незнакомый человек.
Он стоит рядом и тоже жадно всматривается в сады.
В этом краю живут замечательные мастера.
Кто, например, не слышал о чустских тюбетейках?
Здесь в каждом доме умеют вышивать их. На черном фоне белыми шелковыми нитями выводится тонкий силуэт бадама — плода миндаля или стручок перца.
Этот национальный головной убор, очень популярный в народе, отличается простотой и строгостью.
Но не так-то легко вышить тюбетейку. Работа тонкая… Чтоб лишней строчки не было!
Сейчас в Чусте создана художественная фабрика. На ней трудятся сотни мастериц. Машина быстро и ловко выполняет различные работы. Но ручная вышивка по-прежнему ценится высоко. Ее заслуженно считают одним из видов народного искусства…
Поезд движется неторопливо, словно понимает, что пассажирам хочется полюбоваться долиной.
Перед Наманганом, усевшись поудобнее, Усман открыл путеводитель.
— А ну-ка, посмотрим, каким был этот город прежде.
Кадыр-ата тоже заинтересовался.
— «Город Наманган, — прочитал Усман, — один из новейших городов Ферганской долины…»
— Хорошее начало! — заметил дедушка.
— «Но близость болот и рисовых полей, с одной стороны, способствует вспышкам лихорадки, а с другой — благоприятствует размножению мошек и комаров, отравляет в летнее время жизнь обывателям…» Вот и все главное о Намангане! — заключил Усман.
— Небогато! — сказал дедушка.
И они, оставив книгу, подошли к окну.
— А скоро будет канал? Большой Ферганский? — спросил Усман дедушку.
Но за старика ответил тот же пассажир, что вместе с Кадыром-ата восхищался садами Чуста.
— Канал?
