руки к Але. — Мы тебя так ждали, солнышко, так давно ждали.
— Анна Ивановна, — начинает Арский, но женщину не остановить.
— Все, не бухти, сынок, мы сами разберемся. У тебя вон еще гостья есть, — женщина улыбается и мне, и я улыбаюсь в ответ.
Она, кажется, умеет расположить к себе одной улыбкой.
— Я сейчас, — говорит мне Лев, — проходи в кухню пока, — указывает направление и отходит к охраннику, который меня впустил.
Я иду, куда сказано, и рассматриваю убраснство кухни, когда из-за спины вдруг резко звучит его голос.
— Что у тебя с этим мужиком?
— Тебя это не касается.
Я пожалела о сказанном ровно в ту же секунду, как закончила говорить. Почувствовала, как он напряженно замер среди кухни. Почувствовала, как в ответ на его напряжение у меня моментально встали дыбом волосы на руках.
Он всегда был одержимо ревнив. Всегда. Стоило кому-то лишь посмотреть на меня, как он начинал нервничать. И я не говорю о мужчинах, он не различал пол. Он ревновал меня ко всем живым существам. Однажды на прогулке мы встретили собаку, и я стала ее гладить. Гладила и ласкала, пока не услышала за спиной сопение.
И он был хорош в том, что происходило после. Поцелуи и секс после его вспышек были самыми порочными и сладкими. А я была молода, глупа и до беспамятства влюблена, и не понимала, насколько сильно все это было неправильно. Мне льстила его одержимость мной. Потому что когда такой роскошный мужчина готов есть с твоих рук, за твоей спиной расправляются крылья.
Теперь я чувствовала спиной его взгляд. Мне не нужно оборачиваться, чтоб понять что это за взгляд. Его глаза потемнели, став цвета темного шоколада. И в этой темноте кроется опасность. А еще искрит. Всегда искрило. Эту энергетику я тоже помню. И помню, сколько казусов она вызывала даже в быту. Я раньше не верила, когда слышала фразы, что напряжение можно пощупать, пока однажды в момент его приступа бешенства не сломался мой электрочайник. Я видела, как ток пустил искру из розетки, и ба-бах! Глухой хлопок, и чайник не подлежал ремонту.
Проблема в том, что раньше я знала, чем эти вспышки закончатся, и даже радовалась им. Теперь, когда секс для нас не вариант, я не знаю, чего от него ждать.
Но я же не сопливая влюбленная девчонка. Я взрослая женщина. И в состоянии справиться с таким же взрослым мужчиной.
Медленно поворачиваюсь к нему, и с моих губ слетает тихий выдох. Видимо, я льстила себе только что. Он стоит прямо за моей спиной.
Каким образом у этой махины получилось бесшумно подкрасться — никаких идей. С такими габаритами это вообще незаконно — так заставать врасплох.
— Я задал тебе вопрос, Вета, — голос звучит на удивление спокойно для того уровня бешенства, который отражается в его потемневших глазах. И это что-то новое. Я каждый раз поражаюсь. Раньше таких чудес сдержанности он не проявлял.
— Я на него ответила, — а вот мой голос предательски дрогнул. Я хотела вложить в него лед, а не благовейный страх перед этим чудовищем. Даю себе мысленного пинка и приказываю, — отойди.
Если бы это хоть когда-нибудь работало! Я не успела даже мысленно простонать, потому что сильная рука легла мне на спину, приподняла меня над полом, как пушинку, и в два его шага мы оказались у стены. Я вжата в нее его телом без шанса на побег. И теперь чувствую все его бешенство и напряжение своей кожей.
— Пожалуйста, отпусти.
— Что, уже не такая дерзкая? — его взгляд скользит по моему лицу, опускается к губам, и вновь поднимается, прожигает мои глаза взглядом.
— Нас могут увидеть.
— И что? — его рот дернулся в надменной усмешке, словно это вообще никак не аргумент для него.
— Ты женат. Неприлично зажиматься с чужими женщинами в полдень в кухне своего семейного гнездышка.
— Это ты-то чужая женщина?
Я вспыхнула. Отлично, теперь он надо мной насмехается!
— Не твоя, — бью словами, как хлыстом. Знаю, что ему будет больно. И вижу отголосок этой боли в его сузившимся взгляде.
Но он не теряется, и тут же парирует.
— Моя. Мать моей дочери. Выебывайся сколько хочешь, но это ничто не изменит.
— Я не… — я задохнулась, не в силах повторить его бранные слова. Поджала губы и покачала головой. — Господи, какое же ты все таки дикарье неотесанное.
Я фыркнула, толкнув его в грудь. Случайно на него посмотрела. И вдруг увидела, что его взгляд посветлел. В нем появилось какое-то странное любопытство и как будто ликование.
— Ну надо же, — выдал он вдруг, как будто открытие, которое он там себе надумал, его поразило.
— Что? — спросила раздраженно, скрестив руки под грудью.
— Я забыл. Забыл, как смешно ты отчитывала меня за каждый мат, пытаясь привить культуру речи.
— Дурой была. Очевидно, что это безнадежно, — буркнула, вновь толкнув его. — Мне трудно дышать, отойди.
— Я тебя не прижимаю.
Я вспыхнула от корней волос до кончиков пальцев. Точно дура. Я тоже забыла. Словесные поединки с ним я никогда не выигрывала.
— Ты нет. А твое эго да, — нахожусь, хотя понимаю, что аргумент уровня детского сада. — Пройти дай.
Он рассмеялся вслух. И напряжение комнаты в момент рухнуло, отогнав бурю. И я не поняла как это произошло.
Лев отступил на два шага, оперся о столешницу и окинул меня таким взглядом, что мне стало досадно. Я гордо вздернула подбородок и решила укусить его, чтоб сильно не ликовал:
— Что, сдался наконец? Не так уж и интересно было?
— Я все равно узнаю. Тебе же хуже, что не от тебя. Но это твой выбор, — он бросил это мне подчеркнуто спокойно, развернулся, взял свою чашку и поспешил на выход из кухни.
— Постой, — черт, кажется теперь моя очередь бежать за ним, — что ты имеешь ввиду?
— Не забивай этим свою хорошенькую головку, — прилетело издевательское в ответ.
Меня словно прострелило от злости. А затем я остановилась, заставила себя сделать
