намеченного. Но никто не решался покинуть комнату до того, как это сделает отец, который казалось, с тщательностью маньяка наблюдал за тем что бы никто не покидал пыточной раньше, чем ему надоест.
Но всё-таки желанный час настал и Флор поблагодарил домочадцев за приятную компанию, напомнил еще раз про зернохранилище, правда не обращаясь не к кому лично. Потом отправился в свой кабинет заняться делами, выпить немного виски и вздремнуть. Поднимаясь по лестнице, он чувствовал старость, неповоротливость, косность своего тела и ощущение бессмысленности накатывало на него. Он не мог остановится, не мог перестать думать о прибыли, и не мог бросить начатых дел. Не мог уступить Годфри на городском вече. Хотя прибыль от вырубки леса была не такой большой, а страх перед духами пустоши ничем, для него лично, не обоснован. Флор в тех местах ни разу не был и с духами, обитающими там не разу не встречался. А вот получить строительный материал для нового амбара было заманчиво. Но весной лес рубить не дадут и в лучшем случае стройматериал будет с опозданием на год. Мысли роились в его голове и не было от них никакого покоя. Ненависть к Годфри и всему мировоззрению сторонником, которого тот являлся чернилами страсти пачкала чистую воду его разума. Желание расквитаться, устроить жизнь в городе правильно — по своему разумению все сильнее и настойчивей склоняло его волю к действию. Он ещё колебался. Боялся переступить черту, после которой не будет возврата. В попытке спрятаться от этого «хоровода» он налил себе пол стакана Виски — лучшего из тех которое получалось приготовить на его винокурнях. Полу прилёг на кушетке в углу. Так он провел около часа, после дебатов на вече он чувствовал себя выжатым и сил работать не было, но мысли все лезли в голову приносили воспоминания, которые не давали отдохнуть, и он не однократно пополнял стакан, но внутренняя пружина не распускалась. Постепенно дело шло к вечеру. Солнце светило уже под острым углом, и он в изнеможение решил прибегнуть к последнему доступному ему средству и отправился в торговый квартал.
Дорога казалась ему тяжёлой. Мостовая словно специально сопротивлялась неровностью вкопанных пеньков. Придорожная пыль мешаясь в кашу с мыслями хрустела на зубах сознания. Ко всему прочему, проходя мимо распахнутого окна многоквартирного дома, в котором жили люди, не ведущие собственного хозяйства, он услышал реплику одной из двух кумушек поджидавших мужей с работы высунув нос на улицу из опасения пропустить хоть что-то происходящее на ней. Они говорили громким весёлым шёпотом: «Смотри и старший хряк за молодыми потрусил».
Он не разозлился, ему стало почему-то стыдно, хотя он не был уверен, что говорят именно про него. Флор поплотнее закутался в дорожный плащ, одетый больше для маскировки и поднялся по лестнице на третий этаж, отыскав взглядом дверь выкрашенную красным суриком как будто она могла куда-то исчезнуть. Робко постучал. «А вдруг занята», — пронеслась в его голове страшная мысль. Но дверь открылась и приятное полноватое женское лицо, обрамленное копной густых рыжих кудряшек, выглянуло на Флора улыбаясь и сверкая простым и незатейливым счастьем необременённой заботами жизни.
— Голубушка, лучик мой, — начал Флор.
— Заходи. — Она, играючи, нежно взяла его за руку и протянула в полуоткрытую дверь. В комнате было прибрано и чисто. Немного лишних кружев на скатерти и занавесках. Но в целом аккуратно и не претенциозно, очень по-женски. Было ясно мужчины здесь долго не задерживаются.
Кудрявая женщина была полновата, но не толста — нигде ничего лишнего не весело. Но все тело было налито словно молоком и особенно большая грудь так привлекавшая флора выглядывала призывно из под расстегнутой верхней пуговицы белой сорочки и без того имевшей глубокое декольте.
— Лучик мой, — начал опять Флор, — пойдем скорей никаких сил не осталось снова замучили демоны проклятые.
Она погладила его лысеющую голову, мило улыбнулась и взяв за руку повела к кровати украшенной кружевным пододеяльником, на которую села возле изголовья удобно облокотившись на подушку. Флор быстро скинул куртку, плащ и сюртук, оставшись в нижней сорочке улегся на кровать расположив голову на ее мягких коленях. Обнял ее руками, пролез лицом ей в декольте заботливо расстегнутое для него и зарылся там в мягких ароматных прелестях забывая о проблемах и заботах обо всем на свете, кроме нежного тепла обволакивающего его со всех сторон. Она заботливо гладила его по голове, плечам, груди, возможно едва слышно напивая что-то под нос, как маленькому дитяти и чувствовала, как он успокаивается и умиротворяется рядом с ней. Она думала, что от ее ласки мир становится лучше и этот человек не совершит зла, на которое способен. Она гладила его около часа, потом удовлетворила рукой, и он мирно заснул у нее на коленях.
По дороге в пустошь
Волнение, которое испытывал Годфри нельзя было охарактеризовать в рамках привычных для человека чувств. Он слишком сложно воспринимал реальность. Поэтому даже лучшие ученики, которых он взял с собой в поход, могли только догадываться о происходящем в его душе. Мир, в котором он жил состоял не из последовательной череды событий, а являлся ему во всём многообразие вероятностей прошлого и будущего. Поэтому вычленить из этого океана то, что реализуется в общепринятой реальности и то что так и останется на полке вероятностей было наиболее трудной задачей. Когда Годфри, для решения этой задачи отправлялся в потусторонний мир, предстоящие события открывались перед ним с разной степенью ясности. Иногда плыли как бы в тумане, а иногда были видны чётко как в стеклянной колбе. Но то, что касается его лично, он практически всегда видел плохо.
Вовремя прошлого своего потустороннего путешествия он столкнулся с надвигающейся на город опасностью, но она ещё не приобрела своей окончательной формы и явилась ему как тень или облако плывущее на горизонте событий. Годфри даже не смог точно определить откуда она исходит. Но характер дебатов на последнем городском вече подкрепил его опасения, и он решил действовать. Интуиция советовала ему отправится в пустошь, тем более, что он разработал один интересный план могущий стать хорошей подстраховкой в случае непредвиденных обстоятельств.
Попрощавшись с дочерью, Годфри отправился в свою школу, и практически сразу начал собираться в дорогу. Он не стал подробно делится своими опасениями с ней, боясь лишний раз напугать. Просто предупредил что бы не выходила из дома и надеялся, что она его послушает.
В дорогу с собой Годфри взял двух учеников, самых взрослых и опытных. Порфирия, которого все
