— А ей звонили?
— Звонили. Но ее телефон отключен.
— А что, если ее похитили?! — Похолодев от страха, Ромка вскочил. — Лешка, помнишь, как за нами вчера кто-то следил? Значит, не за нами, а за ней. Значит, ее еще вчера хотели похитить, да мы этому помешали.
— Зачем ее кому-то похищать? Актеры получают мало, и у ее мамы денег нет, чтобы выкуп заплатить. — Сказав так, Катька, тем не менее, встревожилась еще больше и с робкой надеждой попросила: — Давайте еще немножко подождем.
Ромка сел, посидел и вскочил. Такую красивую девушку, как Марина, могли похитить вовсе не из-за денег. На нее мог напасть какой-нибудь безумный маньяк. Да мало ли что еще могло случиться.
— Не обязательно из-за выкупа похищают. И ждать здесь нечего. Она давно должна была прийти. Ведь перед выходом на сцену ей загримироваться надо, а на это время нужно. Катька, ты знаешь, где она живет? Надо к ней домой сходить, вот что. С кем она живет?
— С мамой. Но зачем туда идти? Ей домой уже звонили, там никто трубку не берет.
— Да ты что? А вдруг к ней в дом ворвались бандиты!
Ромкино воображение нарисовало страшную картину: Марина лежит в луже крови, рядом — ее мать, а вокруг все перевернуто.
Его страхи передались девчонкам и усилили их собственные. Все вместе они кинулись к выходу.
Марина жила недалеко от Центрального телеграфа, где вчера началась их экскурсия.
Друзья вошли в огромный мрачноватый подъезд следом за какой-то старушкой, открывшей дверь своим ключом, и мигом взлетели на третий этаж.
Катька указала на обитую черной кожей дверь.
— Вот ее квартира.
Ромка дернул дверь, жутко боясь, что она окажется открытой, и его опасения сбудутся. Но дверь не поддалась. Тогда он резко надавил на кнопку звонка. Внутри квартиры раздались шаги, и на пороге появилась Маринина мама, живая и невредимая. Она узнала Катьку и удивленно подняла брови.
— А Мариночка в театре, у нее сегодня генеральная репетиция. Ты разве не знала?
— Ох, Ирина Афанасьевна, а я совсем забыла, — воскликнула Катька, предостерегающе оглянувшись на Ромку с Лешкой. — И давно она ушла?
— Загодя.
Послышался телефонный звонок.
— Погодите, я сейчас. — Маринина мать пошла к трубке, и друзья услышали ее встревоженный голос: — Я только вошла. А ее нет. Как не появилась? Почему? Этого не может быть!
— Это, наверное, из театра звонят, — тихо сказала Катька. — Что же делать-то будем, а?
— Надо ее искать. Где только? — Ромка сжал губы и наморщил лоб, мучительно соображая, как им быть.
Когда Ирина Афанасьевна вернулась, на ней лица не было. В руках она держала мобильный телефон.
— Мариночка не пришла на репетицию. И позвонить ей нельзя, она трубку оставила заряжать. Куда ж она делась-то? Никогда с ней такого не было. Что-то случилось. Боже мой, что же делать? Надо немедленно идти в милицию.
Она заметалась по квартире, кинулась к вешалке, набросила на себя пальто и заторопилась к выходу. Но Ромка преградил ей путь.
— В милицию идти рано. Вы лучше скажите, а кроме театра, она никуда больше не собиралась? Вы сказали, что она раньше времени из дома вышла.
— Она хотела к одной старушке зайти. Да вы же вместе с ней вчера у нее были, Мариночка мне об этом рассказала. Она когда днем вернулась, военные фотокарточки своего деда разыскала и сегодня понесла ей показывать. — В голосе Ирины Афанасьевны вспыхнула надежда. — А ей можно позвонить? Может быть, она у нее задержалась?
Ромка развел руками.
— Кажется, там нет телефона. Я его не видел. Но мы сейчас к ней сбегаем и все узнаем, вы только не волнуйтесь, пожалуйста, и никуда не ходите. Мы вам позвоним.
Он скатился по перилам вниз, девчонки, раскрасневшись, догнали его. Все трое понеслись на проспект и сели на первый попавшийся троллейбус, чтобы сократить путь.
— Сейчас все узнаем, — успокаивающе сказала Катька, но Ромка в отчаянии махнул рукой.
— Мне кажется, мы зря туда едем. Я просто хотел ее мать успокоить, а сам не думаю, что она до сих пор у бабульки сидит. Что ей там делать, когда ее в театре ждут?
— Узнаем хотя бы, была она у нее или нет, — сказала Лешка.
Вскоре они стучали в окошко зеленого домика.
Шевельнулась занавеска, затем открылась дверь. На пороге стояла… Марина.
Ромка глазам своим не поверил.
— Вы здесь? А почему? А вас там ищут.
— Вы, наверное, забыли о репетиции, — обрадовавшись, что девушка жива-здорова, быстро затараторила Катька. — А режиссер звонил вам домой, и ваша мама волнуется, даже в милицию хотела идти.
— Я и сама волнуюсь, места себе не нахожу. Как хорошо, что вы догадались сюда прийти. Позвонить я не могла, телефон у бабушки Симы не работает. К соседям стучала — никто не открыл.
— А мы уж решили… Что случилось-то? — с облегчением спросил Ромка.
— Да плохо ей стало, только что «скорая помощь» уехала. А я задержалась, не могла ее одну оставить.
Девчонки почувствовали запах лекарств.
— А что с ней такое? — встревожилась Лешка.
— Надеюсь, ничего серьезного. — Марина подошла к вешалке и стала одеваться. — Я пришла к ней задолго до прогона, постучала в окошко, а мне никто не открыл. Тогда я подумала, что ее нет дома, и уже собралась уходить, как вдруг случайно потянула на себя дверь, а она открылась. Вошла и вижу, что старушка лежит одетая. Мне от страха дурно стало. Я до ее руки дотронулась, пуль пощупала — бьется. К телефону потянулась — молчит. А свой мобильник дома оставила — он разряжен был. Что делать? Я на улицу, кинулась к первому встречному, он мне разрешил по своему телефону вызвать «скорую». А больше я никуда не смогла позвонить — он трубку отобрал. Думала, врачи быстро появятся, но не тут-то было.
— А что они сказали?
— Они решили, что старушка перепила снотворного, оттого в одежде и уснула. На всякий случай сделали ей укол от сердца, а разбудить не смогли. Она до сих пор спит.
Ребята заглянули в комнату. Бабушка Сима без движения лежала на своем голубом покрывале и чуть слышно дышала во сне.
— Вы побудьте здесь еще немножко, пожалуйста, надо подождать, пока она проснется, а я пойду. Представляю, что мне теперь в театре будет!
— Странная история, — сказал Ромка. — Дверь-то почему была открытой? У нее ничего не пропало?
— Не знаю. Что у нее брать-то? Ну, я побежала.
— Маме своей позвоните, — сказала Катька и подала Марине свой телефон.
Марина успокоила мать и вернула трубку обратно.
— А в театр звонить не буду. Все объясню, когда приду. Чувствую себя преступницей — сорвала такую важную репетицию! С другой стороны, если бы я ушла, а она вдруг умерла, то я бы себе этого никогда не простила. Да, кстати, военную фотографию я на столе оставила, как проснется, пусть посмотрит. До свидания.
