умница! – причитала Бриджет.
По интонациям ее голоса Блю поняла, что мать улыбается. Она всем своим телом прижалась к ней.
Блю не понимала ничего из того, что произошло; не понимала, почему Боди так смотрел на нее, не понимала, как все эти слова сорвались у нее с языка.
Но по крайней мере она доставила матери радость.
Маг[16]
Над плитой висит девиз «Еда – лучшее лекарство». Тарелки пусты; гости съели все до последней крошки – кастрюля с мясом и клецками, каждому по куску хлеба с маслом. При виде грязных тарелок грудь Молли переполняют гордость и облегчение. Даже Милтон съел готовый ужин, который дали ему с собой в больнице, а Молли его подогрела. Он ни разу не жаловался на свое сердце, грудь и суставы. Джего попросил добавку; он не отказался ни от хлеба, ни от клецек, хотя в своем блоге разносил углеводы в пух и прах. И Сабина, которую Молли находит слишком худой, съела все, что ей положили.
Молли подозревает, что Сабина предпочитает не есть, а пить. Во-первых, она поинтересовалась, будет ли к ужину вино. Теперь она просит аперитив и заметно расстраивается, когда Молли отвечает, что аперитива не будет.
Молли сообщает, что вместо алкоголя будет горячий шоколад. С кокосом и ванилью вместо сахара, успокаивает она Джего, который приходит в ужас при слове «шоколад». От Молли не укрываются ни насмешливый взгляд Сабины, брошенный на Блю, ни детская радость, которой вспыхнули ее глаза. Такие странные глаза, «Глаз Бога», они могут быть только у странной женщины.
Блю осознает свою странность; Молли это очевидно. К концу недели она будет относиться к этому спокойнее; Молли поставит перед собой такую задачу. Но сначала горячий шоколад.
Милтон отказывается от напитка. Он хлопает себя по животу и говорит, что с него достаточно. Он не прощается, не благодарит за еду, не желает спокойной ночи. Он просто берет свои ходунки, ковыляет из кухни и закрывает за собой дверь. Все слышат, как Милтон кашляет, направляясь к своей комнате. Молли не обижается; они с Джошуа уже привыкли к его странностям, да и жизнь его здорово потрепала. Каждый визит в «Болото надежды» был связан с новым горем: жена, дочь, мать, сестра. Похоже, женщины у них в семье мерли как мухи. В который уже раз Молли гадает, не придумывает ли Милтон всего этого ради того, чтобы насладиться привычным праздником. Не он первый жаждет такого внимания, и Молли не собирается судить его за это. Милтон лишь безобидный старик, который хочет немного любви. И все же ей хотелось бы, чтобы он выпил шоколад; это помогло бы ему заснуть.
У Джего ситуация другая. У его боли более глубокие, более сложные корни, и Молли гадает, как отнесутся к этому остальные, когда начнется психотерапия. Примут ли они Джего, как приняла его она, или же отвернутся от него?
Джошуа остается за столом вместе с Джего и девочками (Молли уже мысленно считает их «своими»). Молли подходит к плите, выливает в кастрюлю целый пакет молока и добавляет натуральный какао-порошок, кокосовый сахар и экстракт ванили. Она перемешивает все, вдыхает аромат, достает из ящика чайную ложку и снимает пробу. Сладкое, но не чересчур; какао имеет ярко выраженный вкус. Сначала Молли наливает кружку для Джошуа и отставляет ее в сторону. Она объясняет гостям, что он не любит горячее какао, предпочитая его чуть теплым; Сабина говорит, что запах просто восхитительный, и Джего соглашается с нею. Блю молчит, но Молли отмечает, как она смотрит на кружку, выжидающе закусив верхнюю губу. Можно подумать, что в детстве ей никогда не давали горячий шоколад.
Если это действительно так, сейчас ее ждет что-то незабываемое, и она навеки сохранит в своем сердце Молли. Молли пытается представить, какую запись оставит в книге гостей Блю – как пространно она выразит свою признательность, сказав, что еще никогда не пробовала такого восхитительного горячего шоколада, что она еще никогда не ощущала такой заботы, и все, кто прочтет эту запись, увидят, какую замечательную работу проделала Молли.
Однако необходимо сделать кое-что еще. Молли просит мужа объяснить, что нужно делать, если сработает пожарная сигнализация, – Джошуа вежливо обрывает ее и говорит, что знает порядок, и смеется над собственной шуткой. Джошуа выдающийся человек, говорит себе Молли, добавляя в кружки последний ингредиент. Она вышла замуж за выдающегося человека.
– Обязательным компонентом является крепкий сон, – говорит Молли, выставляя кружки на стол. Блю смотрит в окно, у нее испуганное выражение, словно она опасается, что стекло может разбиться от одного ее взгляда. Или она смотрит на фотографии? Мило и Юпитер смотрят на нее из рамок. Собаки, бедные собаки. Если бы они были живы, Молли поставила бы свою тарелку на пол и позволила бы им насладиться оставшимися объедками. Джошуа отчитал бы ее за это, но все равно потрепал бы Юпитера по шее, выказав собаке даже больше внимания, чем она. Таких собак у них больше никогда не будет. У них больше вообще не будет собак.
Джего залпом выпивает какао и говорит, что это было потрясающе, видит бог, так восхитительно – просто прелесть. Сабина говорит, что не пила горячий шоколад с тех пор, как последний раз бывала в Мёнхенгладбахе[17], и Молли, мастерски скрыв усмешку, спокойно говорит, что, похоже, ей понравилось. Блю смотрит на Сабину так, словно никогда не бывала в Германии и может только гадать, каково там, и осторожно отпивает горячий напиток. Она улыбается. Эту улыбку нельзя назвать выражением бесконечной радости, на что надеялась Молли, но все же улыбка – это улыбка.
Ну а завтра? Завтра все скажут, как хорошо они спали, как крепко и глубоко, а Молли с улыбкой скажет им, что так говорят все гости.
Восьмерка Пентаклей (перевернутая)[18]
Время было еще раннее, однако Блю устала и с радостью встретила слова Молли о том, что пора ложиться спать. После нагретой теплом плиты кухни гостиная показалась ледяной, несмотря на то что в камине еще догорали угли. Мистер Парк закрыл очаг заслонкой и пожелал гостям приятных сновидений. В окна была видна черная дождливая ночь, и миссис Парк, зашторив их, попросила не беспокоиться насчет погоды.
Умиротворенность покинула Сабину, когда они стали подниматься по лестнице. Она принялась беспокойно тереть плечи. Увидев у нее на затылке мурашки, Блю поняла, что это не от холода.
– Вы боитесь, что дверь в вашу комнату снова окажется открытой? – шепотом спросила она, понимая, что супруги Парк могут услышать.
Джего, опередив их, ждал наверху, скрестив на груди мускулистые руки, однако приглушенный свет, бросивший тени ему под глаза, превратил его
