партию, неплохо! Думаю, она его сделала. В спальню идти смысла нет, и так могу представить, что там.
— Вы, останьтесь и вызовите неотложку, пусть упакуют, — обратился к группе парней. — Уберите здесь все. И в спальне.
Отправился на выход. Проблем прибавилось, а времени у меня и так ни на что не хватает.
Мультяшка не бежала за мной. Ей что, особое приглашение нужно, или она собралась лично его реанимировать?
— Что ты встала? — злился уже не на шутку.
— Нужно дождаться скорую и полицию, — заявила.
— Уезжаем. Тут и без тебя разберутся.
Не сразу, но пошла на попятную. Села рядом сзади в салон, вся съежившись. Мне уже надоело ее бесконечно бледное лицо. Я понимаю — жила, радовалась жизни и не подозревала, как в ней бывает. Но иногда все может рухнуть в один момент и к этому лучше быть готовым.
— Камеры почистите. Мои ребята все объяснят, — бросил на выезде дежурной охране.
* * *
Мультяшка сидела и трусилась. Даже губы дрожали. Не знаю, возможно, если покопаться в эмоциях, где-то глубоко мне и было ее жаль.
— Ты меня теперь привлечешь за убийство? И будешь шантажировать? — со злобой выпалила она.
Нет! Нет у меня никакой к ней жалости. Глупая и заносчивая истеричка. Нет, чтобы свой рот на замке держать, а она мелет, что не попадя.
Конечно, в голове мелькнула мысль воспользоваться этим предложением, но на дебильные игры у меня нет времени.
— Он умер от передоза, а не от рассеченной брови.
— Меня это все достало! — налетела на меня, шлепая ладошками. — Что тебе от меня нужно? Чего ты добиваешься?
— Успокойся, — схватил ее за запястья.
— Ты деспот! Настоящий изверг! Отпусти меня немедленно!
— Заткнись по-хорошему!
Ее истерика переходила все границы. Из спокойной девочки вырвалась фурия. Перехватил одной рукой две кисти и прижал к телу, чтоб не двигалась. Другой рукой ухватил за челюсть.
— Не выводи, — прямо в глаза.
— Останови машину и выпусти меня сейчас же, сволочь!
Наглая аристократичка. Ни одна сука еще мне так не дерзила. Ее самоуверенности позавидует любой мужик, а вот такую глупость обойдет стороной:
— Тормози! — бросил водителю.
Внедорожник остановился возле лесополосы. Я редко езжу по объездной трассе, но сегодня как раз подходящий момент.
Грубо вытянув девчонку из машины, потащил к деревьям. Ее ноги путались в высокой траве, она не успевала и падала на меня. Вновь поднимал и тащил. Злость кипела, но обратной дороги уже нет.
— За этой посадкой есть поле и небольшой лес. Если сообразишь и хватит ума затаиться в лесу, считай, свободна.
— Ты что, хочешь, чтобы я бежала по лесу?
— Я дам тебе фору.
— У меня каблуки.
— Ну ты же хочешь свободу⁈ Попытайся! — подтолкнул ее вперед, указывая направление.
Стояла и смотрела на меня как всегда своими бледными глазами. Беги же, цыпленок!
— У тебя десять минут! — демонстративно взглянул на часы и сложил руки в карманы, ожидая ее действий.
К моему большому удивлению, она сняла босоножки и побежала точно туда, куда я указывал.
Я еще долго смотрел ей вслед. Стоит ли догонять или пусть катится на все четыре стороны? Пущу потом пулю в лоб ее отцу, да и дело с концом. Я и так слишком много времени теряю на эту чепуху. Может, эту выскочку дикие звери загрызут, тогда вообще куш словлю.
Уже развернувшись к машине, взгляд упал на босоножки. В голове возник образ ее ног. Стройные, точеные лодыжки неслись от меня по черной земле прочь.
— Проклятье!
Не знаю, сколько прошло времени, но животные инстинкты взяли свое, и я начал охоту. Добежав до леса, прислушался — тишина. Далеко не могла убежать, знал. Петлять ума не хватит. Бежал по прямой, взирая по сторонам. Уверен, прячется где-то за деревом. Иногда останавливался и прислушивался.
Спустя несколько минут послышался хруст веток. Светлый силуэт мелькнул слева, устремляясь вперед.
Догнать не составило труда. Подлетев к ней, развернул лицом к себе и прижал к ближайшему дереву. Волосы ее были растрепаны. Кожа прохладная. Грудь часто поднималась от одышки. Смотрела презирая и ожидая моих действий. И я смотрел.
Солнце сквозь гущу листвы падало ей прямо на лицо. Теперь я ясно видел цвет ее глаз. Бледные серо-зеленые глаза с ярко выраженной желтой радужкой возле зрачка.
Ни сопротивления, ни писка с ее стороны не последовало. Неужели сдалась? Может, просто сильно разочаровалась в себе?
Больше мы не общались. Мне не хотелось, а ей тем более. Возвращались домой так же на одной машине, но как будто порознь. Лишь по приезду попросил служанку принести ей аптечку и помочь обработать ступни. На этом все.
Глава 11
Раны заживут, обиды отступят, только смирение и принятие заточения так и не дают покоя. Хоть в комнате меня не запирали, само желание выходить из нее пропало. Чтобы были силы, нужна только вода и еда, которой на кухне в избытке. Для моральных сил мне требовалась вера. Я верила в то, что мне еще повезет и я увижу настоящую свободу и отца.
По вечерам накатывала грусть. Я сильно скучала по папе. Переживала за него больше, чем за себя. Все, что я могу сейчас сделать — это сохранить себя целой и невредимой.
За прошедшее время на Виктора ни разу не наткнулась. Это и к лучшему. Переосмыслив все, решила больше его не провоцировать. Хватит с меня подвигов и путешествий, а тем более общения с его знакомыми.
Я слышала, что в доме бывают посетители, но даже и в мыслях не было выйти к ним. Все эти незнакомцы — круг общения Виктора, на которых мне даже смотреть не хочется.
Персонал был настолько запуган, что даже никто не интересовался моим самочувствием. Я не навязывалась. Ни к чему людям неприятности из-за меня. Еду подогревала сама, даже посуду за собой мыла, словно заметая следы своего присутствия на кухне.
В очередной раз решив по-тихому заварить себе чая, на кухню вошел Виктор. Быстро схватив чашку в руки, хотела ретироваться в свою комнату, но он остановил, взяв за руку. Выглядел слабым. Бледный и болезненный вид покрыл его лицо.
— Обработай меня.
По его виску густыми багровыми каплями стекала кровь. Я растерялась.
— Аптечка в нижнем ящике, — дал подсказку, понимая мою реакцию.
Медлить не стала. Отыскав аптечку, вывалила содержимое на стол. Антисептик выпал из рук, когда Виктор распахнул рубашку. Только теперь я увидела, что черная ткань пропитана кровью. Под грудью оказался разрез, из которого также сочилась кровь.
— Только не говори, что