Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
вырывается изо рта Рейзл, Сэм смеется.
– Ты не сказала, как тебя зовут, девочка-ой.
– Рейзл.
Сэм снова окидывает взглядом Рейзл, на этот раз более внимательно.
– Вау. Это очень готское имя.
– Правда? – удивленно спрашивает Рейзл.
– А то. Бритва?[27] Да ты угроза обществу.
Рейзл не поправляет ее.
Рейзл принимает новое имя, а Сэм принимает ее – в длинной юбке, с длинными рукавами, явно отличающуюся от других студентов.
Впоследствии Рейзл часто садится с Сэм и ее друзьями в кафетерии, где они ничего не едят или, по крайней мере, ничего не покупают, потому что у них нет денег, а иногда – потому что кто-то приносит на обед риталин[28], а Рейзл – потому что у нее с собой кошерная еда из дома.
– Эй, Бритва, не осталось вчерашней грудинки?
Ее новые друзья принимают ее еду за доброту и не задают вопросов, когда Рейзл засыпает, положа голову на руки на столике в кафетерии. Они красят глаза черным в туалете перед началом пар и смывают макияж, прежде чем идти домой. Они знают, каково это – не вписываться.
Ребецин
Начальница Рейзл в офисе на Сорок седьмой улице – женщина с угольно-черным шейтелем, достаточно старая, чтобы иметь правнуков, но, насколько известно Рейзл, бездетная. У ребецин нет семейных фотографий, только одна – с усопшим мужем, на большом столе в дальнем офисе. Рядом с ним есть стол поменьше – вероятно, она сама за ним работала, когда ее муж был жив, а теперь за ним сидит ее молодая ассистентка. До Рейзл доходили сплетни, лушен ора, что на самом деле муж ребецин не был раввином, но он умер так давно, что никто в офисе не может ни подтвердить, ни опровергнуть эти слухи. Поэтому ребецин остается ребецин.
Рабочий стол Рейзл находится в коридоре, недалеко от женского туалета. Иногда ребецин проходит мимо, кивая Рейзл, но всегда молча. Однако сегодня Рейзл сказали отнести еженедельный отчет по инвойсам лично ребецин.
По дороге в кабинет Рейзл проходит через длинный коридор, полный мужчин и женщин, занятых установкой или починкой драгоценных камней. Стойки продавцов целиком занимают один из этажей здания. За рядами покрытых стеклом витрин, где располагаются готовые товары, за обыкновенными столами сидят продавцы. Свет ламп на тонких ножках льется на пальцы женщин, нанизывающих жемчуг на нити, и мужчин, вставляющих в оправу бриллианты, – мужчин, носящих исключительно белые рубашки и черные костюмы, хотя в их портфелях можно найти камни самых разных цветов: рубины, изумруды, сапфиры, опалы. Полудрагоценные мужчины никогда не работают с бриллиантами, а торговцы бриллиантами никогда не трогают жемчуг – это как разделение мясного и молочного. Бриллиантовый бизнес почти целиком переехал в Индию, и из всей принадлежащей ребецин недвижимости это здание – последнее, наполненное богоизбранным народом и драгоценными камнями.
Раз в неделю вооруженный охранник сопровождает ее по дороге в банк. Она сутулится, плечо оттягивает сумка, которую ребецин крепко прижимает к себе, стараясь укрыть от охранника. Даже ему она не доверяет.
Единственная драгоценность в сумке Рейзл – ноутбук, приятно и волнительно тяжелый. Она опасается оставлять его на рабочем месте, даже когда идет в туалет или выполняет какое-то поручение ребецин. Она быстро проходит мимо продавцов, всегда вежлива, с неизменным ответом на все вопросы.
– Вус махсти, Рейзл?
– Барух а-Шем.
Слава Б-гу.
– Как мама поживает?
– Барух а-Шем.
– А папа как?
– Барух а-Шем.
– А братья?
– Барух а-Шем.
– А сестра?
– Барух а-Шем.
Возможно, муж ребецин и правда не был раввином. Может, он и вовсе не был праведником. Единственное его наследие, в котором можно не сомневаться, – его амбиции. Рейзл слышала, что, когда они много лет назад начали свое дело, ребецин сама нанизывала жемчуг на нить, но потом ее муж сдал каморку, рядом с ее, субарендатору, потом сделал то же самое с каморкой с другой стороны и так далее, пока они не заняли весь этаж, а вскоре и все здание. К чему беспокоиться о международной торговле, революции в Южной Африке, шахтах в странах, в которые они никогда не поедут, колебаниях валюты, о том, что носить на себе драгоценные камни опасно? Зачем, когда можно собирать аренду? Старые кирпичные здания Манхэттена – вот бриллианты ребецин.
Дверь в офис открыта, но Рейзл все равно стучится и ждет, чтобы ее пригласили войти. Ребецин молча принимает ее отчет, слегка прищуриваясь, и небрежно кидает его на стол.
Ребецин очень строго и хорошо одета. У нее на шее жемчужные бусы в три нити, с самыми большими жемчужинами, что Рейзл доводилось видеть. Пусть они и красивы, ребецин они не украшают – от их блеска ее зубы кажутся еще желтее, чем есть на самом деле.
Она вечно щурится. Даже глядя прямо на Рейзл. Рейзл чувствует себя как под лупой, сырой и неотполированной, как жемчужины, которые когда-то нанизывала ребецин.
– Покрутись, – говорит она.
– Вус?
Ребецин – строгая начальница. Это всем известно. Что Рейзл сделала не так? Что она упустила? За что ее ругают?
– Покрутись, шейне мейделе, – снова говорит ребецин, на этот раз ласковее.
Медленно, не отрывая взгляда от своих носков, делающих круг по ковру, как стрелки часов, Рейзл разворачивается.
– Хорошо, – говорит ребецин, когда Рейзл снова встает лицом к ней. – Все инвойсы выплачены?
– Йа, ребецин.
– Тебе показывали дебиторскую задолженность? Бухгалтерские книги? Ты читала выписку из банка?
Это ловушка? Она провинилась, что-то сделала не так?
– Найн, – отвечает Рейзл.
Ребецин с отвращением качает головой.
– Сихер ништ! – говорит она и повторяет по-английски: – Конечно, нет! С чего бы это им учить тебя чему-то полезному?
Она протягивает бумаги Рейзл, будто бумаги – это продолжение ее руки, зовущей Рейзл. Она держит их двумя пальцами, указательным и большим с блестящим бриллиантовым кольцом. Рейзл никогда не видела кольца на большом пальце.
– Я тебя научу. Ты быстро все поймешь. Бери стул, садись, – она кивает в сторону небольшого деревянного стола в углу и стоящего рядом пластикового раскладного стула. Сегодня у ассистентки выходной.
Хлипкий стул с легкостью переносится к большому столу, и, когда Рейзл его опускает, ребецин пододвигает его как можно ближе к собственному, тонкий пластик оказывается рядом с темным деревом. Рейзл садится, куда ей говорят, убирает сумку под стул. От ребецин пахнет розовой водой, как от пожилых женщин в шуле, и чем-то еще, терпким и мятным. Кожа на шее немного обвисла, но подбородок все еще боевой. Что же это за запах?
Рейзл никогда не находилась так близко к кому-то, кроме родных; так близко к ней садилась только мами
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
