сложится?
И такая пустота была в ее глазах – мертвая пустота. Там не было ни Филиппа, ни Павла – а только копошащееся тупое беспокойство: сложится или нет. И все равно – с кем. Филиппу тогда тоже стало страшно.
А после обеда напились алкоголики. В хлам. Напились и стали куролесить, да так, что пришлось смирительные рубахи на них надевать, к кроватям привязывать.
– Кто пронес спиртное? – допытывался Филипп.
По всему выходило, что некому было снабдить алкоголиков отравой. Посетителей не было, своих Воздвиженский и не подозревал – ни тетю Раю, ни Авдея, ни Зою – невозможно их было заподозрить в таком гнусном деле. Тогда откуда взяли?
– Сглазили нас, – констатировала тетя Рая.
– Раиса Петровна, – с укором выговорил Филипп.
– Точно вам говорю. Этот следователь и сглазил. До него все хорошо было. А как он пришел – вот и пожалуйста.
– «После» – не значит «вследствие».
– Может, и не значит, – упрямилась тетя Рая, – а факт есть факт!
– Тетя Рая, сглаз – это предрассудки!
– Народная мудрость!
«Глупость, народная глупость», – подумал Филипп.
– И не вздумайте в народной мудрости сомневаться! – взгляд санитарки был строг.
«Здесь что, уже все мои мысли читают? Или я уже вслух разговариваю? Сам с собой?»
– И вашу Агнию сглазили, нашу Агнию, – поправилась санитарка.
– Все сложнее, тетя Рая, все сложнее.
– Может, и сложнее. Вам виднее – вы человек ученый. Филипп Алексеевич, а может, это кукушонка, она порчу навела? – санитарка поразилась этой своей догадке, прикрыла рот рукой. – Не пойму, откуда злоба идет. Но только она есть!
– Раиса Петровна, вы же в Бога верите.
– И что? Если Бог есть, то и нечистая сила есть, – пробормотала санитарка, махнула рукой и пошла по длинному больничному коридору.
Обиделась. «И что я так держусь за этот материальный мир? Уперся. В науке полно белых пятен. И вообще, одна только квантовая физика чего стоит – все вверх ногами перевернула. Конечно, в материальном мире жить легче и понятнее. Но не все, совсем и вовсе не все можно объяснить материальным. Нет уж, Филипп, не сбивайся. Ориентируйся на то, чему тебя учили».
Лучший способ пролить свет на таинственное и необъяснимое – искать материальную основу; с этой мыслью Филипп решительно направился в палату Агнии.
– Я придумал вам задание! – радостно сообщил доктор. – Вы описывали дворец где-то в Индии. Вы по-прежнему видите эту картину?
Агния кивнула.
– Хорошо видите? Можете поискать этот дворец на картинках в интернете?
– Да, найду.
– Вы сегодня что-нибудь видели?
Агния кивнула.
– Можно я буду записывать на диктофон?
– Хотите подловить меня на неточностях, – в словах Агнии слышалась горечь разочарования, – прошлый доктор тоже все про детали расспрашивал. Думал, что я вру, придумываю. А ведь известно: вранье плохо запоминается.
Филипп молча приподнял перевязанную руку.
– Тогда, конечно. Да. – Агния помолчала немного, всматриваясь в какую-то неведомую даль. – Пустой город. Совершенно пустой город. В городе чума. По улицам идет человек. Это врач. Он идет к больному. На нем маска с длинным клювом. Маска с длинным носом. Высокие сапоги и черный плащ. В кармане у врача красный камень. Врач верит, что камень оградит от болезней и спасет при заражении. Но врач все же заболел. Он знает, что умрет через две недели. И он снова идет по городу, идет по пустым улицам. Темно. На окне – горшки с цветами. Красные цветы, цветы красные, но не розы, не знаю, как называются. Врач вынимает из кармана камень, кладет в один из горшков сверху. Так кладет, чтобы камень был виден. Проходит три года. Хозяйка пересаживает цветок. Улица уже шумная – чума отступила. Женщина находит камень. Вот – она его разглядывает, смотрит через него на свет. Кидает в коробку с домашними мелочами, с иголками и нитками. Да, там еще пуговицы. Да. А тот доктор выжил. Он вскрывает себе нарывы. Сам. Льет на воспаление какую-то жидкость. Доктор почти в беспамятстве, но он это делает.
Агния замолчала.
– Врач вернул себе камень? – неожиданно для самого себя спросил Филипп.
– Да. Вернул. Он пришел к тому дому. Долго разговаривает о чем-то с хозяйкой. И та отдала ему камень. Но она через неделю умерла.
– От чумы?
– Нет. Просто умерла. Не знаю от чего.
– Агния, обычно ваши видения статичны. Ограничены во времени. А здесь оно течет – две недели, три года, неделя. Как вы думаете, с чем это связано?
– Не знаю.
«Трансцендентальненько, – подумал с горечью Филипп, – но в принципе объяснимо»[7].
– И еще. В ваших видениях везде есть красный камень. Почти везде. Только когда вы рассказывали о сожженном ските, там ведь не было красного камня?
– Он там был, – твердо сказала Агния.
– Он там был, но вы его не видели?
– Но он там был, – Агния вскинула удивленный взгляд на доктора.
– А вот этот камень, он в вашей реальной жизни когда-нибудь появлялся?
– Мне мама когда-то подарила перстень с рубином. Но он искусственный, ширпотреб.
– Он жив, – обрадовался Филипп, – этот камень? А можно попросить маму его принести?
– Конечно.
«Так-то лучше. Материальное – это наше все! От этого и будем плясать».
Агния печально посмотрела на доктора и прочла:
– Милый друг, иль ты не видишь, Что все видимое нами — Только отблеск, только тени От незримого очами? Милый друг, иль ты не слышишь, Что житейский шум трескучий — Только отклик искаженный Торжествующих созвучий?..[8]
«Сговорились, – подумал Филипп, – меня мистикой с ума сводить сегодня. Не поддамся!»
– В общем, – сказал вслух, – вы поищите тот заброшенный дворец в Индии. Это важно. Очень важно!
Когда позвонил Кузьмин