И где это будет стоять? — спрашивает Пандора, разворачивая прелестный стеклянный светильник.
— О, это маленькое сокровище предназначено для комнаты девочки, — говорю я, в третий раз за сегодняшний день проверяя все документы. — И этот старинный розовый туалетный столик, и это маленькое чудо, — я касаюсь носком туфли маленькой полосатой оттоманки, такой замечательной, что мне приходится прилагать все свои силы, чтобы не прижаться к ней. — Разве она не милая?
— Мило то, что ты постоянно вытаскиваешь свой телефон, как будто это живой тёплый щенок.
— Ох, потише! Я проверяю есть ли сеть.
Но с сетью всё… окей.
Хмм.
Странно.
Никаких сообщений. До сих пор.
Иногда парней нужно слегка подтолкнуть. Они пугливы. Случившееся между нами было слишком жарким. Грейсон мог одарить меня «тем самым» взглядом. А прямо сейчас сидеть дома и думать: «Какого хрена, Грейсон, мужик?»
То есть, вполне возможно, у него могут быть такие же проблемы, как и у меня. Я не могу заснуть, не поиграв с собой пальцами. Так-то вот. Грейсон заставляет меня думать только о нём, о его коже, его прикосновениях, и я хочу этого… жажду… чертовски нуждаюсь в этом снова. Я мысленно записалась в общество анонимных Грейсономанов, и только он может вылечить мою болезнь.
Так что ради помощи ему, ради облегчения боли от маленького укола разочарования, которое начинает разрастаться в левой стороне груди, ради того, чёрт возьми, чтобы он узнал, что я определённо всё ещё заинтересована, – и, пожалуйста, если я вообще тебе нравлюсь, сделай так, как ты сказал, и позвони мне, – я подумываю о том, чтобы нарушить своё основное правило переписки и, возможно, написать ему ещё раз.
Должна ли я это делать?
Правила говорят, что не должна. Но я никогда не любила следовать правилам, и Грейсон тоже не похож на человека правил.
Что же мне делать?
Так хочется спросить Пандору, но уже ненавижу самодовольную ухмылку на её лице.
Пусть Грейсон узнает правду о том, что мне необходимо, чтобы он мне позвонил. Не хочу играть в игры. Только не с ним.
Тем не менее, я заставляю себя засунуть телефон обратно в сумку и напоминаю себе, что Рим построили не за один день, а между нами нет никакого романа.
— Мелани, — зовёт меня Пандора, её губы сжимаются в тонкую чёрную линию.
— Что? — невинно моргаю я и улыбаюсь.
— Посмотри правде в глаза. Он мудак.
— Нет.
— Да.
— НЕТ!
— Да…
♥ ♥ ♥
Четыре дня после Грейсона
— От него ничего пока не слышно? — спрашивает Пандора.
Когда подруга подходит к моему столу, за которым я надеялась спрятаться от неё и её пристальных чёрных глаз, мне хочется застонать. Но сегодня случилось так, что у неё категоричная сердитая улыбка, а у меня хмурый взгляд.
В понедельник я не помнила своего имени и была на седьмом небе от счастья. Во вторник всё ещё была полна надежд и оптимизма, но спустилась с седьмого неба пониже. А сегодня не только вернулась на землю, но и сошла на пару ступенек вниз в чистилище, а может быть, и в сам ад. Мне известно лишь то, что сегодня четверг, и в течение уже нескольких дней о Грейсоне абсолютно ничего не слышно.
Я как последняя дура улыбаюсь, смотрю на свой телефон и чего-то жду, но, если быть честной, мой телефон в сумке словно тяжёлый, неподъёмный булыжник, и его молчание говорит о многом – о том, о чём Грейсон, вероятно, не имеет смелости сказать мне сам.
Было здорово. Для одной ночи. Спасибо за секс. Но больше ты обо мне никогда не услышишь.
— Пока ничего, — примирительно говорю я Пандоре, поднимаясь и уходя с телефоном в дамскую комнату. Запираюсь внутри и ополаскиваю над раковиной лицо. Вспоминаю ореховые глаза с зелёными крапинками, взгляд, которым меня одаривал Грейсон Кинг… и чувствую себя настолько несчастной и разочарованной, что поддаюсь растущей в груди лавине эмоций и медленно пишу ещё одно сообщение:
Мне кажется, я тебя выдумала. ☹
Жду ещё пару минут. Потом мою руки, вытираю их, проверяю телефон, разглядываю ногти, снова проверяю телефон. Раздаётся стук в дверь, и одна из моих коллег спрашивает:
— Здесь есть кто-нибудь?
Чёрт.
Я кричу:
— Сейчас выйду! — Потом прохаживаюсь по комнате, перечитываю сообщение, что послала ему, включая хмурый грустный смайлик, и вдруг чувствую себя самой большой дурой в мире.
Сегодня утром я погуглила Грейсона и, к своему удивлению, вообще ничего не нашла.
Никаких следов Грейсона Кинга в интернете. Он мог оказаться призраком.
Призраком, не отвечающим на мои сообщения, незаинтересованным во мне, не чувствующим связи, которая пожирала меня, грызла, преследовала и поглощала.
Призраком, который я, пьяная Мелани, придумала, чтобы перестать чувствовать себя одинокой.
5
ПРИХОДИТСЯ БЫТЬ МУДАКОМ
Грейсон
Не могу вспомнить, чтобы кто-то трахал мой мозг больше, чем отец, поэтому не вполне уверен, что со мной происходит, но только всю неделю я полностью выбит из колеи.
Мелани оставила глубокий след в моей ёбанной голове и основательно забралась под мою грёбаную кожу.
Пытаюсь выкинуть её из своих мыслей, но Мелани остаётся там. В моём подсознании. Играет с моим кольцом в соске, как будто это её персональная игрушка.
Мне так хотелось ощутить её вкус. И вот теперь я её попробовал, но всё равно не удовлетворён.
Я хочу заставить Мелани дышать так, будто она только что выиграла нью-йоркский марафон, хочу заставить её стонать, как чёртов профессионал, выигравший грёбаный Национальный конкурс стонов. И мне очень хочется, чтобы она улыбнулась, как тогда, когда я подвозил её домой.
Я заставлял себя сосредоточиться, включить голову и открыть глаза.
Но Боже Мой!
Принцесса не облегчала мне задачу.
На этой неделе я вычеркнул из своего списка ещё два пункта. И выяснил, что лейкемия моего отца реальна – по крайней мере, эксперты, которых я привёл, это подтвердили.
Отец поселился в двухэтажном хорошо охраняемом доме, недалеко от того места, где через месяц откроется сезон боёв. И это странно. У него даже тембр голоса изменился. И взгляд стал не таким жёстким. А когда я вошёл, он спросил, как у меня дела.
— Осталась половина списка…
— Меня не волнует список. Как твои дела?
Я уставился на него, но не в замешательстве, а с медленно закипающей яростью.
— Ты в течение двадцати пяти лет отлично справлялся с ролью мудака. Нет смысла менять
