Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
ему пришлось рассказывать о случившемся, заставляя себя отвечать на вопросы, когда ему хотелось кричать от нетерпения. Нужно проверить магазины и камеры наружного наблюдения в парке, неустанно твердил он расспрашивавшим его полицейским. Те засыпали его спокойными и взвешенными уверениями – точно так же, как и он во время допросов.
Потом задавали больше вопросов.
Самое худшее во всем этом было то, что Иона все прекрасно знал. Знал, что они думают. Знал, как обычно развиваются подобные дела. Однако он не мог смириться с вероятностью того, что все это имело отношение к Тео, его сыну, с которым они вместе смеялись всего за несколько часов до трагедии. Иона отказывался уходить из парка, словно, выйдя оттуда один, он примет случившееся как данность, тем самым подтверждая его необратимость.
Звоня Крисси, чтобы сообщить ей трагическое известие, Иона пережил вторые самые худшие минуты в жизни. Временами он сомневался, действительно ли жена любит сына, поскольку казалось, что она относилась к нему слишком холодно. Но во время разговора по телефону у нее случилась истерика, она кричала и визжала, пока связь вдруг не оборвалась. Когда она в сопровождении тещи приехала в парк, Иона раскрыл объятия, желая тем самым успокоить и ее, и себя. Крисси ударила его по рукам и набросилась на Иону с кулаками.
– Как ты мог? Как ты мог, мать твою, его упустить?
Иона молча стоял, не пытаясь защититься ни от ее кулаков, ни от обвинений, пока не вмешались два констебля и не увели плакавшую навзрыд Крисси к теще. Иона почти радовался боли от ее ударов на своих пылающих щеках.
Во случившемся он винил только себя.
Увидев зашедшего за оцепление Гевина, он чуть не расплакался от благодарности и облегчения. «Давай-ка отойдем туда, где народу нет», – сказал Гевин и потащил его, как зомби, к припаркованному у входа в парк полицейскому фургону. Внутри стояли стулья, столики, висела лекционная доска, но людей не оказалось. Гевин захлопнул за собой дверь и достал из кармана куртки плоскую бутылочку с водкой.
– Вот, – сказал он и протянул ее Ионе. Тот замотал головой, но Гевин силой вложил ее ему в руку. – Хлебни. В таком состоянии от тебя толку никакого.
Водка обожгла горло Ионы и огнем упала в желудок. Он почувствовал, что его трясет.
– Я заснул, Гев. Заснул…
Если бы Гевин стал ему сочувствовать, Иона бы этого не заметил. Но Гевин велел ему взять себя в руки и крикнул, что самоедством горю не поможешь. Когда Иона снова поднес бутылочку ко рту, Гевин ее отобрал.
– Ты нам нужен собранный, а не раскисший, – сказал он.
Гевин не перебивая слушал, пока Иона рассказывал, что произошло, и описывал мужчину, которого видел на скамейке. Он всегда славился наблюдательностью, а картина ярко отпечаталась в его мозгу. Высокий, чуть за тридцать, сухопарый и жилистый, даже когда сидит. Бледная кожа, гладко выбритая голова, но покрытые легкой щетиной впалые щеки. Грязные и потрепанные синие джинсы, засаленная желтовато-зеленая армейская куртка. Гевин молча слушал, а потом произнес слова, которые много лет станут эхом звучать в голове Ионы.
– Мы его найдем, – сказал он, глядя Ионе в глаза. – Обещаю. Найду его, чего бы это ни стоило.
Ионе отчаянно хотелось ему верить. Но когда он снова вышел на улицу и увидел опоясывающую детскую площадку ленту и одетых в комбинезоны криминалистов, обшаривающих кусты, где он нашел шапочку Тео, жестокая и беспощадная реальность почти раздавила его.
Следующие два дня стали сплошной пыткой. Каждая минута превратилась в вечность, сотканную из напряженного ожидания звонка в дверь или по телефону. Крисси с ним не разговаривала, а если и случалось перемолвиться словом, быстро срывалась на уже навязшие в зубах обвинения. Они стали друг для друга даже более чужими, чем находящийся рядом сотрудник по связям с семьей. Сделанное ими телевизионное обращение обернулось катастрофой, невообразимым кошмаром, сплошь состоявшим из софитов, телекамер и микрофонов. Когда они сели, Иона положил руку на плечо Крисси, стараясь подбодрить ее и себя. Она сбросила его ладонь, и это увидели все вокруг, а потом все пошло наперекосяк. Крисси почти все время молчала, сидела мрачная и холодная, предоставив мужу отвечать на вопросы. Иона пытался говорить, но мысли путались, он что-то растерянно и невразумительно бормотал в осуждающие объективы телекамер. Когда один из журналистов спросил его, правда ли то, что Иона заснул, его так накрыло ураганом собственной вины, что он лишился дара речи.
– Да, он заснул, – прошипела Крисси в повисшем молчании.
Эта фраза попала во все выпуски новостей.
Сидение в четырех стенах стало пыткой для них обоих. Знакомая обстановка теперь выглядела чужой, отсутствие Тео совершенно ее изменило. Казалось невозможным, что его нет в доме. Каждая комната по-прежнему хранила его следы, отголоски слов и смеха. Когда становилось совсем уж невыносимо, Иона выходил на улицу и быстро шагал куда глаза глядят. Его одолевали фантазии, как он находит Тео или ловит мужчину из парка. Иона старался не думать о том, что могло произойти с сыном. Возможно, происходит прямо сейчас. Он постоянно проверял телефон, нет ли там пропущенных звонков или сообщений, и страх того, что он может что-то упустить, разрастался до такой степени, что вновь и вновь гнал Иону обратно в превратившийся в настоящее чистилище пустой дом.
А томительное ожидание продолжалось.
Их часто навещал Гевин. Как он ни пытался это скрыть, Иона замечал в глазах друга то же ужасное осознание случившегося, которое переживал сам. Хотя он никогда не занимался пропавшими детьми, Иона слишком хорошо представлял себе, как развиваются события при расследовании таких дел. Статистика, которая раньше воспринималась как колонки холодных цифр, теперь, когда Иона оказался по другую ее сторону, приобрела совершенно новый, зловещий смысл. Иона слишком хорошо понимал принцип «драгоценных часов», когда шансы найти ребенка уменьшались прямо пропорционально увеличению времени поисков. Он не мог с собой совладать и то и дело смотрел на часы, мучительно осознавая, что время безвозвратно уходит.
И тут, словно на пустом месте, появился подозреваемый.
На третий день ранним утром к ним в дом приехал Гевин. Крисси еще спала, ища спасение во временном беспамятстве прописанных ей успокоительных, делавших ее сонной и заторможенной. Гевин велел ему не беспокоить ее, но по лицу друга Иона догадался, что что-то случилось.
– Мы взяли бродягу из парка, – сказал Гевин.
Бродягой оказался Оуэн Стокс, тридцатичетырехлетний уроженец Ливерпуля с богатым уголовным прошлым от кражи со взломом до нападений на людей с отягчающими обстоятельствами. Многие деяния усугублялись алкоголем и наркотиками,
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
