— Антонен, ты слышал? — спросил Мариус. — Оставляю тебя здесь, мне надо поговорить с нашим общим другом.
Он возвратился в магазинчик. Виктор — за ним, заинтригованный.
— Как бы я порадовался, если б ты взялся делать для «Пасс-парту» рекламную вкладку! Цена у нас невысока, и привлечение рекламодателей поможет газете встать на ноги.
— Это называется связать по рукам и ногам или уж не знаю как еще, — проворчал Виктор. — Ладно, сделаю я тебе текст. На сколько строк?
— О, покороче! Как можно короче. Видишь ли, я хочу, чтобы все было выражено максимально лаконичнее.
— Тогда — на манер новостей на первой полосе.
— Ну да, а то длинные речи писать что слова на ветер бросать! Чего хочет человек с улицы? Сенсаций, которые потрясли бы его до самого нутра, наукообразной вульгаризации, дарующей иллюзию, будто он и сам учен, длинных романов, печатающихся из номера в номер, навевающих мечты во время приема абсента, рекламы, щекочущей обонятельные нервы. Один мой коллега изрек великолепный афоризм: «Давайте осмелимся быть глупыми!»
— Большинству журналистов это даже советовать бессмысленно, они и так от рождения идиоты, — пробурчал Кэндзи, который как раз шел встречать клиента.
Мариус разразился хохотом.
— Смотри-ка, мсье Мори я, кажется, не особенно понравился!
Подошел Антонен, очень взволнованный, в руке у него был листок бумаги, покрытый каракулями. Мариус выхватил его, пробежал глазами и нахмурился.
— Точно курица лапой! Что ты тут накалякал, вот это? Опоэ? Нет, Огоэ?
— Река Огооэ, с двумя «о».
— Ты уверен, что это Огооэ, а не Огоуэ, через «у», а?
— Кажется так.
— Пойду проверю.
Едва Мариус исчез в подсобных помещениях, как Жозеф, улучив момент, подкатил к Антонену.
— Скажите, мсье, это вот послание, которое опубликовано в прессе, вы-то сами его видели?
— Разумеется. Письмо распечатал наш секретарь, а потом она же мне его и принесла.
— Как оно было написано? Обычными буквами?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, может, оно было составлено из наклеенных буковок, вырезанных из газеты?
— Действительно так. Но вы-то откуда знаете?
— А из романов, которые читает мсье Легри. У него целая коллекция, и он мне частенько дает почитать. «Украденное письмо» Эдгара Аллана По, «Досье № 113» Эмиля Габорио, «Незнакомец из Бельвиля» Пьера Заккона… Их там столько! Но мой самый любимый — «Дело Ливенворт» Энн Кэтрин Грин. Обожаю эту женщину-детекти…
— Я был прав, это все-таки Огоуэ, — перебил его Мариус, выходя и протягивая Антонену его листочек.
— Тогда пойду запру шкаф! — обиженно буркнул Жозеф.
— Виктор, мы уходим. Не забудь принести твой текст.
— Я мог бы взяться за это дело вместе с твоей сотрудницей, мадемуазель Таша Херсон, — предложил Виктор, подкручивая кончики усов.
— А она тебя здорово интересует, э? Не тебя одного! Но — увы, она недотрога. Этими днями мы ее почти не видели, — сказал Мариус, посмотрев на Антонена.
— Понятное дело, она, счастливица, целыми днями пропадает на колониальной выставке. Готовясь к интервью с Брацца, забавляется тем, что рисует, а я гроблю здоровье за написанием заметок!
— Одно тебе остается — променять перо на уголь для рисования! До скорого, Виктор, до свиданья, мсье Мори!
Кэндзи ответил церемонным прощальным жестом. Даже не удосужившись набросить куртку, Виктор побежал к выходу.
— Вы уходите? — спросил Кэндзи.
— Да, я… забыл узнать у них кое-что, — пробормотал Виктор.
— Мне тоже надо будет отлучиться, я должен осмотреть библиотеку на улице Одеон.
— Я недолго! — крикнул Виктор. — Пусть в лавке побудет Жозеф!
Не заметив, как насупился Кэндзи, Виктор припустил вдогонку за Мариусом и Антоненом, уже заворачивавшими за угол. До него только сейчас дошло, что колониальная выставка занимает всю эспланаду Инвалидов, и если он вознамерится искать там некую рыжую особу, ему следует узнать поточнее, где его может ждать успех.
«Дворец колоний, Дворец колоний», — уже через несколько минут мурлыкал он, возвращаясь на набережную Малаке. Он остановился у ящиков папаши Кайе, продавца очков и оптических приборов, уже сидевшего на своем месте в этот ранний час. Хотя книг он и не продавал, Виктор ценил возможность перекинуться с ним парой словечек:
— Как жизнь идет?
— Отвечу вам, как Фонтенель на смертном одре: «Не идет, а уходит…», — как всегда без эмоций откликнулся старик в серой блузе.
Едва успев улыбнуться его ответу, Виктор вдруг посерьезнел, заметив на противоположном тротуаре знакомую фигуру в сером костюме, розовом галстуке и прямо сидящем котелке. Это был не самый краткий путь на улицу Одеон. Кэндзи, по-видимому, захотелось прогуляться. Он шел быстро, неся под мышкой два пакета. Виктор проводил его взглядом, думая, что тот пойдет по набережной Малаке. Каково же было его удивление, когда он увидел, что тот пересек ее и направился к Карусельному мосту! Не в силах побороть любопытство, Виктор пошел за ним.
Никогда еще он не уличал Кэндзи во лжи, и сейчас ему забавно было думать, что в конце концов и тот, кого он почитал как родного отца, тоже обделывает свои тайные делишки. Что он мог скрывать? Любовницу? Виктор часто задавал себе вопрос, есть ли у Кэндзи личная жизнь. Неужто он совсем не имел дел с женщинами? Никаких прошлых связей, ни рассказов, ни разговоров — уж не безразличен ли он вовсе к прекрасному полу? Но нет, много раз Виктор видел, как Кэндзи был особо предупредительным с соблазнительными клиентками, и потом — в отсутствие друга он успел на них полюбоваться! — в своем сундучке Кэндзи хранил впечатляющую коллекцию эротических эстампов.
Проревел речной буксир, что волок вереницу шаланд. Виктор держался настороже, уверенный, что Кэндзи вот-вот обернется. Но тот не замедлял шаг, даже выбрал путь покороче, пройдя садом Тюильри. На аллеях почти не было гуляющих, за исключением нескольких нянечек с детскими колясками и двух-трех солидных бородатых мужчин, сидевших на лавочке и читавших газеты. Один из них злобно покосился на Виктора, чья одежда выглядела не слишком презентабельно. «Да куда ж это он, мерзавец, так припустил?!» — спрашивал себя Виктор, преследуя Кэндзи, который был уже почти на улице Риволи.
Знай он, что друг начнет водить его из конца в конец площади Опера, быть может, и отказался бы от преследования. Но чем дальше они уходили, тем сильнее он сжимал зубы, опьянев от шума фиакров и грохотавших по площади омнибусов, не в силах отказаться от мысли узнать, куда тот направляется. «Почему он пешком, почему не сел в какой-нибудь драндулет? Это было бы куда удобней! И что он такое несет?»
Наконец на улице Обер, пройдя мимо Оперы, Кэндзи вошел в книжную лавку, владельца которой Виктор встречал на аукционах. «Невероятно! Вот кто похаживает к конкурентам, а я-то был уверен, что он этого типа терпеть не может!» Спрятавшись за фонарем у самой витрины, он мог наблюдать за Кэндзи и в лавке. Книжный торговец, сухонький человечек в чепце, схватил три тома в переплетах, перелистал и протянул ему кипу синих банкнот. Виктор едва успел закрыть руками лицо, сделав вид, что у него приступ кашля. Не заметив его, Кэндзи сделал полукруг, торопясь как будто к зданию Оперы. «Он что, спятил или правда решил насладиться сегодняшней пьесой?» Виктор, надеявшийся получить передышку, был разочарован. Ему пришлось тащиться за компаньоном до бульвара Капуцинок, где, укрывшись под козырьком газетного киоска, он с тоской смотрел, как тот потягивает содовую на террасе «Кафе де ля Пэ». Почти сразу подошел и уселся за его столик тучный господин с моноклем в глазу, одетый в светлый костюм. Кэндзи поздоровался с ним и раскрыл второй пакет. Господин близко рассмотрел то, что было в пакете, что-то сказал, достал из кармана пиджака бумажник. «Что с ним происходит? Долги? Зачем он разбазаривает книги и гравюры?»
