Дверь открывается мгновенно. На пороге женщина, перед ней маленькая девочка, одетая как праздничный торт в оранжевое платье с рюшами и оборками.
Господи, этот Демид прививает дочери дурной вкус! Разве можно девочке в пять лет такое носить?
Он вообще с ней занимается, или она у него растёт как цветочек дворовый?
Злата, радуйся, теперь девочка твоя с шести вечера до двенадцати ночи. Можешь, с ней заниматься! – шепчет мне второй голос моего сердца.
Лучше не лезь в её воспитание, иначе будешь иметь дело с её отцом, – напоминает разум первого голоса.
***
– Злата Чайкина, – подаю руку сначала ребёнку.
Малышка не реагирует на руку, сразу бросается и обнимает за талию. Льнёт ко мне личиком, и мелкие светлые кудряшки прилипают к моему платью.
– Очень красиво! – подмечаю я, поддевая пальцем кудряшку, понимаю, что девчушка так старалась ради меня.
– Татьяна Ивановна, – женщина радостно протягивает крепкую руку. – Дневная няня Алёнки и Демида.
Вздрагиваю. Всё-таки Демиду тоже нужна няня? Так я и думала.
Нервно дёргаю бровью. Замираю в коридоре, передумав снимать обувь.
– Я шучу! – улыбается ласково няня.
– Мне сейчас не до шуток, – стараюсь казаться вежливой.
– Златушка, прости! Пойдём пить чай. Знакомиться с режимом этих двоих.
– Всё-таки двоих?
– Ну а как ещё? Если ты не присмотришь за майором, то найдётся сотня других желающих. А Алёнушке и так несладко, нужно поберечь её детскую психику.
– Когда их мама сбе.. – женщина бросила невинный взгляд на девочку, которая так и осталась приклеенная ко мне, и сейчас во все глаза смотрела на няню, внимая каждому её слову. – … уехала в очень важную командировку, тогда возле Демида материализовались десятки охочих девиц. Алёнка подросла и вымела их поганой метлой из дома.
Девочка широко улыбнулась и изобразила рукой, как выметает мусор из дома.
Я рассмеялась от души.
А затем мне стало неприятно. Чувство вины тяжёлым грузом навалилось на меня. Как я смею улыбаться, радоваться?!
– Алёнчик, давай я цветочки твои поставлю в вазу? – предложила няня Таня, пытаясь вырвать у девочки три маленьких оранжевых цветочка…с клумбы
– Неть! – Алёнушка потрясла головой. И её длинная чёлка закрыла от нас её красивые огромные как два озера глаза.
– Они же засохнут! – сожалеет няня.
– Пусть! Они мои.
Достаю из сумки две красивые невидимки с маленькими бриллиантиками. Обе заколки когда-то принадлежали моей родной девочке.
– Иди сюда, – подтянула Алёнушку к себе. – Смотри, одна мне, – я закалываю невидимкой прядь своих волос, – а вторая тебе – пытаюсь убрать чёлку девочки назад и заколоть.
– Неть! – визжит малышка.
– Ой, Злата, не трогала бы ты её! – причитает няня. – Пожалуется ведь отцу.
– Ничего. Я упрямая. – Демонстративно закалываю вторую невидимку себе.
– Я пойду. Ужин на плите. Отец её приходит обычно в девять вечера. Но бывает по-разному.
– Хорошо, справлюсь, – неуверенно произношу я.
Едва няня закрывает за собой дверь, как в кухню влетает Алёнка с двумя голыми стеблями от цветов.
– Где лепестки? – морщу нос. Маленькая вандалка с корнем вырвала оранжевые бархатные шапочки цветков.
– Там, – тычет пальцем по направлению комнаты. – Идём, – тянет меня за руку.
Едва тёплая ладошка касается моей холодной руки, как я вся начинаю трепетать, будто загнанная лань.
Злата! Прекрати! – приказываю себе, и следую в детскую.
– Вот! – Алёнка берёт со стола последний цветочек и начинает вырывать лепестки.
– Любит..
– Не любит…
– Любит…
– Не любит…
Я цепенею…
– Алёнушка, что ты делаешь?
– Гадаю!
– О боги! Откуда такие слова-то знаешь?
Малышка притопнула пухлой ножкой и ткнула пальцем в телевизор.
Смотрю и не верю своим глазам. Онлайн идёт передача про ведьм на двадцать четвёртом канале.
– Думала, что эту чушь никто не смотрит. Ошибалась!
– Милая им нельзя верить! Они шарлатаны, – пытаюсь отнять еле живой цветок.
– Неть! – девочка прячет потерпевший экзекуцию цветочек на спину. – Я должна знать, что мама меня любит!
Сердце пропускает удар.
– Иди ко мне милая! – обнимаю малышку, выставившую колючки, крепко-крепко. – Конечно, мама тебя любит.
В голове промелькнуло, что нужно срочно найти телефон мамы, и позвонить ей в США. Надо же! Муж у неё, видите ли, в НХЛ.
А как же дочь? Она же не кукла?
Ровно в девять Удальцов не пришёл. Впрочем, как в десять.
Делать нечего, легли спать.
Просыпаюсь я посреди ночи. Тревожное чувство колет мою грудь. Не сразу осознаю, где нахожусь.
Встаю. Включаю свет, смотрю на будильник – три ночи.
Если бы хозяин пришёл, то разбудил бы меня!
Бросаюсь к телефону. Три пропущенных вызова от Удальцова. Четыре эсэмэски.
Отвечаю: «У нас всё в порядке. Алёна спит». Лучше поздно, чем никогда.
На носочках вхожу в комнату к малышке. У неё душно и нечем дышать. Надо было дольше проветривать перед сном.
Алёнушка мечется в кровати. Одеяльце давно сползло на пол.
Присаживаюсь возле девочки, зову её:
– Алёнушка, девочка моя.
Она вскидывается, замирает. Открывает глазки. Они темные и блестящие в чернильной темноте.
– Мама?
В ночной комнате мой силуэт напомнил ей мамин. Или спросонья забыла, что мамы – нет рядом.
– Малыш, это я – Злата. – Протягиваю руку, щупаю лоб и щёки.
– Горячая как кипяток! Детка, скажи честно, сколько мороженого ты сегодня съела? Только одно, вечером со мной?
– Нет. Ещё с тётей Таней.
– Ну, Алёна! Как ты могла так со мной поступить? Я же тебе поверила! – из глаз текут жгучие слёзы. Понимаю, что нужно срочно вызывать скорую.
Удальцов будет несказанно «рад»! А мне нельзя его злить.
– Мамочка не плачь, – шепчет хрипло Алёна. – Я больше так не буду.
– Конфетка, у тебя уже есть мама, я не могу занять её место. Это нечестно, – глажу девочку по горячему лицу.
– Тогда поиграй со мной?
– Что? – ошалело смотрю на ребёнка.
