-
Почти час в метро и пятнадцать минут пешком. После Сухиничей, где практически всё в шаговой доступности, Москва поражала своей бескрайностью. За час в родном краю Мила уже бы доехала до деревни и попила чаю с бабулей. Нет, не попила бы. Нет бабули. Тряхнув рыжими кудрями, словно смахивая тяжёлые мысли, Мила подошла к нужному подъезду. Набрав на табло домофона номер квартиры соседки, она стала ждать ответа.
— Кто там? — раздался хриплый старушечий голос из динамика.
— Это Мила, Вам Алексей должен был позвонить, предупредить насчёт меня, — ответила девушка.
— Ах, Алёшенька, да, звонил, открываю, — раздались короткие гудки, дверь открылась.
Мила поднялась по лестнице на четвёртый этаж, подъезд был чистый, со свежим ремонтом, очень аккуратный. На площадке, высовывая голову в открытую дверь, её уже ждала милая старушка с реденькими седыми волосами, собранными под ободок.
— Заходи ко мне, милая, — будто прочитав недавние мысли девушки, позвала старушка в гости. — Алёшенька сказал, что ты с дороги, давай я тебя чаем напою, поболтаем маленько, — отказать такой милой бабульке было бы грубо, подумала Мила и, улыбнувшись в ответ, согласилась на приглашение.
Положив на пол в прихожей свои сумки, Мила прошла за соседкой на кухню. В ногах у старушки путался большой чёрный кот, похоже этот толстяк выпрашивал что-нибудь поесть, но бабуля привычным движением ноги оттолкнула его от себя и вдогонку прикрикнула:
— Ух, охломон бестолковый, всю пенсию мою проедает, растолстел как бочка, иди отсюда!
Кот обиженно покинул кухню и принялся деловито обнюхивать вещи гостьи. Кошачья чуйка быстро определила, что съестного в сумках ничего нет, и черный толстяк завалился спать прямо на коврике возле двери.
— Красивый у вас кот, — вежливо сказала Мила, чтобы как-то поддержать разговор.
— Красивый то красивый, да только бестолковый, — усмехнулась старушка, — гулять не ходит, мышей не ловит, только спит да ест, эх.
Бабушка поставила чайник на плиту и присела рядом с Милой за стол.
— А ты откуда же такая красавица к Алёшке? Ух рыжая, прям огонь в глазах, — внимательные глаза разглядывали девушку с головы до ног.
— Я из деревни, учиться приехала, — ответила Мила.
— Как-то ты поздно, февраль, уж вторая половина года учебного, на кого учиться то? — любопытство бабули немного напрягало.
— Я приехала учиться рисовать, это не зависит от времени года.
— Тьфу ты, невидаль какая, художницей что ли будешь? Это ж не профессия, а так, баловство, — фыркнула старушка, — вот я в своё время на заводе работала, на настоящем станке детали вытачивала, — она мечтательно витала в воспоминаниях. — Там же и своего Петеньку встретила, эх любовь, молодые годы.
— А потом Петенька к подружке ушёл, а вы так всю жизнь в одиночестве и прожили. А ведь хотели швеёй стать, даже сами себе платья шили, и получалось хорошо, — закончила за старушку Мелана.
У той от неожиданности глаза на лоб полезли, нижняя губа затряслась, а голос от возмущения осип:
— Откуда знаешь? Я никому этого не рассказывала?
— Бабушка, у тебя же в глазах тоска тяжёлая, да и по квартире видно — одна живёшь. А про швею — это я так, ляпнула, что первое в голову пришло, — попыталась выкрутиться Мила, рассказывать о том, что она может видеть судьбу в глазах человека, не хотелось. Старушку это успокоило, и она продолжила:
— А ведь и правда к подруге ушёл стервец, Ленка то покрасившее меня была, да наряжаться любила. А я, дурёха, всё героем труда хотела стать, чтобы на доску почёта повесили. Вот и натрудилась на одинокую старость. Теперь вдвоём с Тимохой живём. Это же мне кота Алёшка принёс, однажды звонит в дверь и просит: «Возьми, баба Клава, пожалуйста. И ему хорошо, и тебе не так скучно». Обещал помогать, не обманул, всегда и корм покупает и деньги даёт. Хороший парень, добрый.
Старушка поднялась, чтобы налить чаю, достала с полки вазочку с конфетами, и поставила чашки на стол. Дальше разговор не особо клеился, бабуля всё расспрашивала, кем Мила Алёшке приходится, но получив стандартное «сестра», поняла, что ей ничего не расскажут. Пока пили чай, баба Клава рассуждала о жизни, о несправедливости, но когда разговор съехал на медицину, Мила засобиралась.
— Баба Клава, спасибо большое за чай, я пожалуй пойду, надо сумки распаковать, в магазин сходить, — вежливо попрощалась она со старушкой и, получив заветный ключ от Лёхиной квартиры, ушла.
-
Открыв входную дверь, Мила попала в настоящую мужскую берлогу. С порога было видно, что здесь никогда не было женщины. Нет, грязи и хлама не было, всё было чисто, но никакого уюта, не квартира, а номер в гостинице. Только самое нужное и совершенно безликое.
— А тебе то что, — вслух рассуждала Мила, — тебе тут может одну ночь переночевать, а потом съедешь. Нечего в чужую жизнь лазить, со своей ещё не разобралась, — она села на диван и достала бабулины карты, надо бы посмотреть, что ей ближайшее будущее готовит.
Кто ты?
Лёхи не было целую неделю. Мила сначала нервничала, звонила по тысяче раз на день, потом успокоилась и просто стала ждать. Заявлять в полицию было бессмысленно, сразу появились бы вопросы: кто она ему и почему проживает в его квартире, да и вообще возможно у него дела, и он совершенно не пропал, а находится в другом месте. Телефон был вне зоны действия сети.
Карты, сколько бы она не делала расклада на парня, упорно молчали. Просто тупик, темнота и ноль информации. На себя Мила тоже делала расклады, там подсвечивало, что-то очень глобальное и непонятное, но явно то, что перевернет её относительно спокойную жизнь.
Мила, чтобы постоянно не гонять разные мысли в голове, старалась себя чем-нибудь занимать. Ей понравилось ходить в парк, который располагался рядом с Лёхиным домом. Утром она гуляла, а днём ходила в студию к Лере. Сначала художница опасалась, что инцидент с антикваром повлияет на её деятельность, но тот похоже ей поверил и больше не искал Милу в студии. Лера учила подругу передавать красками объем и глубину, Меланье было всё равно, что она рисует, ей было важно передать в картине именно эти два аспекта.
