если, конечно, не брать во внимание, что в любую секунду наши корабли могли погибнуть…
— Уходим на орбиту, здесь нас добьют, мало места! — выкрикнул я, обращаясь одновременно и к Алексе, стоявшей у штурманского пульта и по видеосвязи к лейтенанту Вебер, находившейся в рубке «Баязета».
— Я не могу за вам поспеть, адмирал! — кричала мне в ответ Соня. — Вы что забыли, что меня двигатели накрылись⁈ Я на одних маневровых от поляков не оторвусь!
Времени, чтобы вновь брать на буксир «Баязет» у меня чисто физически не было, но бросать крейсер на съедение этим гиенам я тоже не мог и не имел морального права.
— Продолжайте подъем на орбиту, лейтенант! — снова повторил я свой приказ и повернулся к Алексе. — Меняй маршрут. Направляй «Одинокий» прямо на флагманский авианосец Вишневского!
— Это безумие, мы идем прямо орудия сразу трех тяжелых крейсеров противника! — Алекса специально повысила голос, стараясь привлечь мое внимание. — И это если не считать батареи авианосца и легких крейсеров, так же расположенных ну пути нашего следования!
— Направляй, я тебе говорю! — прикрикнул я на робота, сам весь на нервах. — Повторять не буду!
Нервничать было из-за чего, «Одинокий» вместе с «Баязетом» доживали последние минуты своего существования. Защитных полей на обоих кораблях после получасового боя с поляками уже не существовало, единственное пока еще действующее фронтальное поля на «Одиноком» горело пятью или семью процентами мощности, но это было не о чём. Пушек на «Баязете» снова осталось всего две, остальные были выбиты артиллеристами противника, на «Одиноком» работали пять батарей, но это тоже курам на смех, ничего своей ударной мощью они не могли сделать с дюжиной окружающих нас польских кораблей…
Оставалось лишь умереть достойно и по возможности прихватить с собой парочку вражеских вымпелов. Я специально направлял сейчас «Одинокий» на флагман Вишневского — авианосец «Король Владислав», с одной стороны переводя внимание на себя и тем самым давая пусть призрачную, но все-таки возможность «Баязету» вырваться на оперативный простор, а с другой — надеясь успеть разобраться с сынком адмирала Вишневского-старшего, так сказать, отметиться напоследок.
Ну а что, прикончить командующего одной из польских хоругвей перед смертью, не самый плохой уход на тот свет. Меньше Вишневских в Галактике, легче дышать, с учетом того, сколько зла Российской Империи причинила эта семейка. До папаши мне похоже, добраться не суждено, то хотя бы с младшеньким разберусь…
Мне сильно понравилась операция по абордажу «Конрада», когда «Одинокий» так быстро и удобно пристыковался к вражескому крейсеру, а «морпехи» Дорохова без шума и пыли зачистили его палубы. Вот бы проделать то же самое с «Королем Владиславом», который, видимо, не опасаясь атаки, находился сейчас на первой «линии» вместе с другими польскими крейсерами, в данный момент поливавшими «Одинокий» очередями заградительного огня, и пытавшимися расплавить мой флагман, не позволив ему подойти ближе, десять тысяч километров.
— Наэма, заводи истребители обратно в ангары! — приказал я.
— Но, Александр Иванович, дай напоследок наиграться! — взмолилась та. — Я не хочу помирать в отсеках «Одинокого»! Для пилота вообще-то это позор!
Наэма видела на радарах, как выходят из ангаров и выстраиваются перед «Королем Владиславом» эскадрильи его палубных «гусаров». Тяжелых польских истребителей насчитывалось больше сотни и у «соколов» в противостоянии с ними не было шансов выжить, но разве это когда-нибудь смущало майора Белло и ее подопечных…
— Я лучше знаю, что позор, а что нет! — я оборвал причитания Наэмы. — Марш назад на «Одинокий», никто погибать на собирается, а ты и твои «соколы» будут нужней здесь в качестве стрелков штурмовых отрядов…
Я знал, что при таком соотношении наших истребителей, которых под рукой у Наэмы после двух навалов на легкие крейсера, оставалось всего тринадцать единиц, к истребителям противника, «соколы» погибнут быстро и бесславно, даже не сравняв счета потерь. Они просто не успеют этого сделать под градом плазмы сотни «гусаров». Так что принимая участие в абордажной атаке в качестве обычных штурмовиков мои пилоты будут куда полезней, чем летая в виде космического мусора…
Чертыхаясь и упоминая земное животное «писец», Наэма таки послушалась меня и отвела свою эскадрилью обратно в ангары «Одинокого». Для меня же главной задачей сейчас было достичь польского авианосца, который, к сожалению, судя по изображению на карте уже начинал плавно отходить во вторую «линию» вражеского построения, прячась за корпуса тяжелых крейсеров 4-ой дивизии. И если это произойдет, достать флагман поляков мне не светит ни при каких условиях, максимум что я смогу сделать, так это врезаться в один из дредноутов, если еще доберусь…
Заряды плазмы, летевшие в этом момент в нашу сторону, исчислялись сотнями, по «Одинокому» вели огонь сразу девять кораблей противника. И даже с учетом того, что большая часть этих зарядов уходила в пустоту, потому, как польские канониры, боясь в толчее, образовавшейся на низких орбитах Херсонеса-3, попасть по своим же, пытались выцеливать и выверять каждый свой выстрел, тем не менее, долго мой крейсер продержаться в этом аду не мог…
Тем не менее, «Одинокий» продолжал идти к своей главной цели — польскому авианосцу. Отстреливаться я уже не мог, все орудия, включая спарку главного калибра, были разбиты огнем артиллерии противника, фронтального поля тоже уже не существовало. Что касаемо хода, то последняя силовая установка еще работала, три другие погасли навсегда. А нет, вот и последнее сопло потухло, теперь корабль двигался лишь по инерции…
Краем глаза я следил за «Баязетом», который даже не пытался оторваться от своих преследователей, так как не мог это сделать на одних лишь тормозных двигателях, но тем не менее, сумевший выскочить из окружения в космическое пространство, но тут же окруженный несколькими легкими крейсерами, беспомощно крутился вокруг своей оси, получая по корпусу десятки зарядов плазмы в секунду. Я тяжело вздохнул, вспоминая эту отчаянную девчонку — Соню Вебер, получается зазря спасшую меня…
Усилием воли я отбросил ненужные сейчас эмоции и снова посмотрел на карту. Польский флагман по-прежнему отходил назад, еще минута, и свидания с «Королем Владиславом» «Одинокому» уже не светит.
— Вызывайте мостик авианосца, — приказал я своим операторам. — Постоянно вызывайте, пока не ответят…
Единственным вариантом добраться до корабля Вишневского-младшего у меня сейчас было, взять молодого рьяного адмирала на слабо. Зная храбрость Мариуша, его заносчивость и дерзость, я понимал, что меня есть шанс раскрутить его на личную встречу, пусть небольшой, но есть. Главное, чтобы с авианосца ответили, а там дело техники…
— Есть контакт, — ответил дежурный оператор, возвращая мне надежду. — С мостика «Короля Владислава» ответили…
— Соединяй!
На экране передо мной тут же возникли до боли знакомые черты лица. Я лично не знал Мариуша, но прекрасноп помнил его папашу, сын был похож на отца, только взгляд более дерзкий, но это в силу молодости. Кстати, почему это я вдруг заговорил, как убеленный сединами адмирал, вообще-то Мариуш не сильно был младше меня, на вид ему было лет тридцать, может чуть меньше, но я практически был уверен, что эмоционально и интеллектуально я гораздо его старше…
— О, рад приветствовать, — наигранно воскликнул Вишневский-младший, снисходительно улыбаясь, будто высокородный шляхтич встретил на своем пути холопа из московитов. — Слышал о вас, пан Васильков, от своего отца. Он говорил, что вы принесли ему много хлопот в нашу прошлую кампанию…
— Какой я тебе пан, ублюдок ты малолетний! — я с силой выдавливал сейчас из себя эти слова, сразу решив переходить к делу. Времени на любезности просто не оставалось, еще пара минут и «Одинокий» расплавят к чертям польские канониры, давно пристрелявшиеся по моему крейсеру. — Ты с кем разговариваешь, дурачок⁈ Я адмирал Российской Империи, а не твой приятель!
— Чтоооо⁈ — поначалу не понял Мариуш и даже не мгновение опешил от такого невиданного хамства. Но через секунду уже игравший желваками на своем лице и испепелявший меня взглядом. — Ты перед смертью совсем лишился ума, московит⁈ Что за обращение к равному себе по званию⁈
— Ты равен мне, пёс⁈ — зло рассмеялся я, почувствовав, что уже подцепил на крючок своего противника. — Трясущееся от страха создание, которое испугалось единственного крейсера и отводит свой флагман назад, в страхе прячась за свои же корабли⁈
Я даже через экран увидел, как вспыхнули алым цветом щеки на лице молодого человека, который, скорее всего, за всю жизнь не слышал в свою сторону таких оскорбительных слов.
— Безумец! — Вишневский-младший не находил слов, чтобы ответить
