раньше. Не будет Рея на нее злиться после такой истории! А может, и вовсе не злилась. Это Герти себя накрутила. Навидаешься в жизни сволочей — потом они всюду мерещатся. Забываешь, что в большинстве своем люди хорошие.
По крайней мере, именно так она все это описывала самой себе.
Но сейчас, когда прямо перед ее глазами Шелли Шредер обливала Джулию ядом, истина вновь хлынула в голову. Рея тогда не шутила, не растерялась. Четвертого июля она сознательно ее оскорбила. Ополчилась на Герти, несмотря на прошлую близость, прошлые откровения. А теперь и ее дочка Шелли, вожак местного Крысятника, сознательно травит Джулию. Почему? Этого Герти не знала. Знала лишь, как тяжело на душе. Ей не просто тяжело, еще и страшно. Почти до паники.
Так и не справившись с ремнем, Герти вдруг заметила, что дети на нее смотрят. Джулия, Ларри, Крысятник и даже Шелли — с высоты. Все они вроде
как притихли. Ушли в собственные переживания, как случается у детишек, когда они обдумывают мысль, которая их телам не по размеру. «Я — взрослый человек. Должна что-то сказать», — подумала Герти. Но нужных слов не нашла. В момент противостояния она их никогда не находила. Перепуганная, смятенная Герти уклонилась от взгляда Джулии и нажала на педаль газа.
* * *
Машина Герти отъехала. Джулия следила за ней глазами. Как и тогда, в истории с сигаретами, мама бросила ее на заклание. В качестве щита: прими на себя всю вину. А в компании теперь знают, что ее никто не защитит. У всех развязаны руки.
Крысятник смотрел на Джулию неотрывно, сверлил взглядом. Она не понимала, почему ее вдруг возненавидели. Знала лишь, что все начала Шелли. Шелли, которая практически с первого дня была ее лучшей подругой. Они дразнили Дейва Гаррисона, прикидываясь горячими русскими проститутками. Он понял, что к чему, но не мешал, потому что уж больно получалось смешно. Особенно когда Шелли коверкала слова: «Хилло! Дай рубли за пиритрах. Иес?» Они сидели вместе допоздна, говорили про Бога, про смерть и свои мечты. Шелли хотела стать врачом и открыть практику на Бойлстон-стрит — Джулия понятия не имела, где такая. Джулия себе мечту пока не придумала. Что касается секса, Шелли решила подождать до колледжа. Джулия считала, что можно и раньше, но пока не
понимала, как это осуществить, потому что месячные у нее еще не начались, и вообще она плохо себе представляла, как среди всех этих складок отыскать влагалище. Однажды, от большой скуки, она обнаружила, что сидеть на мягких ручках кресел необычайно приятно. А еще они обе любили блины с лимоном и сахаром, а не с сиропом.
И сделались неразлучны. Почти весь учебный год провели вместе. Потом настала весна. Никаких больше ночевок у подруги. Шелли внезапно перестала отвечать на эсэмэски. Если Джулия заходила, ее никогда не было дома. Однажды в июне, когда Джулия пришла поиграть с Крысятником в парке, они от нее просто убежали. Она осталась ждать — думала, это игра такая. А они, похоже, пробрались между домами, чтобы она не заметила, потому что вскоре стало слышно, как они играют в «Дэскрафт» на веранде у Оттоманелли.
На этом все закончилось. Увидев Джулию, Шелли указывала на нее пальцем и говорила: «Уродина». Всех это устраивало. Если ей случалось застать Дейва Гаррисона или Чарли Уолша наедине, они иногда махали ей рукой, и всё.
Но то, что от тебя отвернулись, еще не самое страшное. Хуже, что Шелли стала вредной. Раньше была такая симпатяга, считывавшая других людей без всякого труда, как карты Таро. Была у нее такая необычайная способность. Начнет Джулия, например, думать о Ларри или о том, что мир рухнет еще до того, как она сможет голосовать. Случится голод, война, девочек будут покупать и продавать как бутерброды. Разволнуется она по этому поводу — и Шелли все почувствует. «Не парься» — так она говорила. А потом, будто в шутку: «Мейпл-стрит-то от нас никуда не денется». В те прежние времена она защищала таких, как Ларри. Могла всему школьному автобусу сказать: будете дразниться — руку в пасть засуну и кишки наружу вытащу. В те времена все ее силы были на стороне добра.
Теперь не так. Крысятник она держит в железном кулаке. Однажды Джулия услышала, как Шелли орет на остальных из окна. Так вопила, что даже покраснела вся. А самое ужасное — вид такой, как будто плачет. Ребята постарше просто пошли дальше, но Лейни Хестия и Сэм Сингх остались, зажали уши руками, сжались в комочек. Нехорошо это — обижать слабых.
Родителям Джулия обо всем этом никогда не рассказывала. Боялась, что, если расскажет, они спросят Рею напрямик, а уж та найдет что ответить: у Джулии проблемы с правописанием. Она вечно забывает пристегнуться в машине. Помните, как она курила? Подает другим плохой пример. Герти от этого озвереет. И будет любить Джулию даже меньше, чем теперь.
Джулии захотелось убежать домой. Спрятаться в душной кухне вместе с Ларри и сидеть там до папиного пробуждения, как она делала все лето. Но здесь хотя бы дул ветерок. Да и батут выглядел привлекательно. Водная дорожка, конечно же, лучше. Купальник, холодная вода. Смех, мороженое. У нее есть право на все эти вещи, пусть она дурная, некрасивая и, в отличие от других, не поступит в крутой университет. Пусть она просто Джулия.
Все уставились на нее. Она не знала, как еще поступить. Решила не сдаваться.
— Сколько стоит машина твоей мамы? Может, мне купить ее за сникерс? — спросила Шелли с середины батута. Остальной Крысятник расселся по краям или стоял рядом.
— Машина как машина. Подумаешь, некрасивая. Зато на ходу, — ответила Джулия. — Не понимаю, чего ты такая злюка. Я тебе ничего не сделала.
— Я не злюка. А ты уродина. Уродинам сюда нельзя, — отозвалась Шелли.
На ней был льняной клетчатый комбинезон от «Фри пипл», под ним льняная блузка с длинными рукавами, той же расцветки, носки от «Фри пипл», а внизу, скорее всего, трусики-неделька, тоже от «Фри пипл». Очень много слоев, для такой-то жары.
— Это вообще не твой батут. А Марклов, — сказала Джулия, дергая подол своей гавайской рубашки.
— И что? — ответила Шелли и начала подпрыгивать. Казалось, она сердится даже сильнее обычного. Многочисленные косички взлетали по асинхронным дугам, как будто каждая жила своей жизнью. Сидевшие вокруг ребятишки покачивались, как буйки на воде.
— Вас, кстати, сюда бы и вообще не пустили, если бы не мамина водная дорожка. Это моя мама ваших чокнутых предков
