надеть его, затем обошла вокруг неё и застегнула его. Оно оставалось открытым выше и ниже талии, открывая кремовый кафтан и сальвар3 под ним. Затем Самира обернула вокруг бёдер Наиме длинный бледно-розовый шарф, расшитый большим количеством золотых пионов, расположив его так, чтобы золотые кисточки на каждом конце свисали спереди.
— Какие украшения ты хочешь?
Самира поправила рукава энтари, чтобы кремовый кафтан был виден с большей выгодой. Наиме стояла на подиуме перед зеркалом в полный рост. Серебряная рама с виноградными лозами и цветами, украшенными сапфирами и изумрудами. Свадебный подарок её отца матери.
— Никакие. Сегодня я не увижу никого, кто был бы достоин их лицезреть.
Самира прищелкнула языком.
— Я выберу что-нибудь.
— Тогда мамины серьги с жемчужными каплями, — уступила Наиме, не дай бог, чтобы её увидели на публике без серёжек и ожерелья.
Бриллианты и каплевидный сапфир украшали её диадему. Жемчуг, дань Второму Дому, дополнит, если не уравновесит, камни Первого.
Самира повиновалась, достала серьги из ювелирного сундучка Наиме и аккуратно вставила их в уши. Затем она надела диадему на макушку Наиме, так что сапфир повис над центром лба. Она искусно уложила и заколола волосы Наиме цвета жжёной умбры, чтобы одновременно удержать диадему на месте и откинуть их с лица. Она разделила волосы на две скрученные косы, которые затем связала вместе и закрепила заколками. Напоследок она прикрепила сверху кисейную вуаль. Она покрывала волосы Наиме и спускалась по её спине.
Обычно Наиме избегала покрывать волосы, но помолвка принцессы была частью традиции, и сейчас было необходимо сделать всё возможное, чтобы смягчить гнев. Хотя, если все её планы были разрушены, почему она всё ещё должна беспокоиться о том, чтобы расстроить их?
— Простите мою дерзость, Эфендим…
— Остановись, — сказала Наиме. — Я держу тебя рядом с собой за твою смелость.
Самира застенчиво улыбнулась и склонила голову набок.
— Я вижу твоё встревоженное сердце.
Она взяла с туалетного столика маленькую керамическую баночку с сурьмой и обвела глаза Наиме.
— Конечно, ты видишь. Тревога практически висит в воздухе, доступная для взора любого желающего, — Наиме щёлкнула пальцами. — Я никогда в жизни не была такой прозрачной.
— Чувства — это не недостаток, я не перестану тебе это говорить, — нетерпеливо сказала Самира. — Я знаю, что ты обратишь всё в свою пользу. Ты всегда так делала. Имей ту же веру в себя, что и я в тебя.
Самира отложила сурьму в сторону.
— Я верю в себя. Я беспокоюсь обо всех остальных. Вся их компания с петушиными головами. Они так заняты тем, что клюют друг друга, что не замечают лису, крадущуюся к загону, — Наиме отвернулась от Самиры и спустилась с подиума. — Этого будет достаточно. Я не стану более готовой к встрече с ними лицом к лицу, если буду прятаться здесь, нанося макияж и надевая украшения.
— Нет, — согласилась Самира. — Твои слуги собрались снаружи, не пора ли нам отправляться?
Наиме не ответила, но метнулась к двери, распахнула её и прошла сквозь толпу слуг. На миг они застыли в удивлении, отшатнувшись в сторону с несвойственной им неуклюжестью. Наиме приостановилась, давая Самире время выйти из покоев. Самира хлопнула в ладоши, призывая к порядку, и шестеро сопровождающих выстроились в свободный строй, во главе с Самирой. Она сложила руки на животе, одну поверх другой, спина прямая, как копье, выражение лица безмятежное, и наклонила голову к Наиме. Остальные были не так спокойны. Всем было трудно соответствовать стандарту, установленному Самирой, но они справились достаточно хорошо.
Наиме приняла такое же безмятежное выражение лица. В конце концов, Самира научилась этому у неё. Спокойствие не было естественной частью темперамента мага Пятого Дома, но было врожденным даром каждого мага Первого Дома. Внутри она прижала свою силу к самому краю своего физического тела, как будто надевала доспехи. Воздух гасил удары, как в своём естественном состоянии, так и по своей природе как волшебный Дом. Не было ни одного человека, который будет ожидать её в главном дворцовом дворе, которому Наиме позволит увидеть её внутреннее смятение. Для всех она будет выглядеть такой, какой была всегда — холодной, сдержанной и решительной. Если ей придется притворяться, пока это не станет правдой, она пойдёт на это, несмотря на бурю в душе.
Прогулка от жилых помещений до главного дворца и внутреннего двора за ним длилась бесконечно. Церемонии выбора для помолвки всегда проводили во внутреннем дворе, чтобы при желании могли присутствовать зрители. Хотя двор был огражден, и народ собрался за Утренними Вратами. Никто, кроме официальных лиц и сопровождающих церемонию, не будет допущен во внутренний двор. Дворцовая стража была занята поддержанием порядка в толпе, которая вышла из города, чтобы посмотреть, кто станет их следующим Султаном.
Когда она появилась в дверях дворца, толпа разразилась радостными криками, звук был настолько сильным, что Наиме показалось, будто она наткнулась на физическую стену. Она остановилась на верхней ступеньке лестницы, ведущей из дворца. Шум вкупе с внезапной яркостью бледного солнца на мгновение ошеломили её. С этой выгодной позиции, когда она сморгнула резь в глазах, можно было рассмотреть толпы зевак, собравшиеся у стен дворца, растянувшиеся на несколько кварталов вниз по широкой улице, которая шла под уклон к городу.
— Вот доказательство того, что сердца Тхамар с тобой, Эфендим, — сказала Самира. — Даже если Совет так не считает.
Наиме проглотила ответ. Её слова затерялись бы в какофонии. Она была благодарна судьбе за то, что зрителей не подпустили достаточно близко, чтобы они могли слышать происходящее. Она могла разобраться в тонкостях взаимодействия с Советом и их предполагаемыми сыновьями, но не могла управлять эмоциональной неопределенностью того, что, казалось, составляло половину города.
Ихсан встретил её у подножия лестницы и предложил руку. В своём парадном кафтане и ферасе, белом, расшитом бирюзой и серебром, он выглядел нетипично царственной фигурой. Цвета подчеркивали теплоту его кожи и светло-карие глаза. На правой стороне его лица виднелась полоса красных шрамов, которые поднимались от шеи, пересекали челюсть и заканчивались прямо под правым глазом.
— Я могу позвать тебя позже, — сказал он, хотя его мрачное выражение лица не отражало дразнящего характера заявления.
— Не могу же я опоздать на свою собственную церемонию, — сказала
