Домой я попал далеко за полночь. И как велико было мое удивление, когда у себя на кухне я обнаружил спящую Эвелину. Стол был накрыт к ужину, а моя новоиспеченная невеста, по-видимому, ждала меня. Но вопрос в другом – что она делает у меня дома?
Будить не стал. Взял на руки и отнес в спальню. В голове мелькала мысль, что спать одетой неудобно, но раздевать не решился. В голове всплыли сцены прошлой ночи, которые перебили мысли об Анне. Мне же спать пришлось на диване на первом этаже. После чего я серьезно задумался о наличии гостевой комнаты.
Сутра меня разбудил сильный гул, как будто упало что-то тяжелое. Я приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на того, кто не дорожит своим здоровьем и увидел картину маслом: Эвелина сидела около лестницы и потирала ушибленное колено. Она, конечно, старалась быть тише. Но как только попыталась встать, то вместо того, чтобы ухватиться за поручень - промахнулась и еще раз упала на колени.
- Я так понимаю, неуклюжесть в твоем случае неизлечима?
- Вольдемар Вениаминович?
- Кто? – меня перекосило.
- Дима? – быстро исправилась она. – Я вас… Тебя разбудила?
- Так громко падать… Тут даже глухой бы проснулся.
Она густо покраснела и уже более спокойно по стеночке поднялась на ноги.
- Я сейчас завтрак приготовлю.
Она попыталась предпринять попытку ретироваться на кухню, но я ее остановил:
- Для начала скажи мне, а что ты тут делаешь?
Она остановилась, и если бы могла, то покраснела бы еще сильнее.
- Ваша бабушка настояла на том, что перед свадьбой нам нужно узнать друг друга лучше, а потому следует жить вместе.
- Узнать друг дуга?
- Так я пойду…завтрак готовить?
- Ну, иди. – скрипя зубами, ответил я и уже был готов разорвать свою родственницу за ее инициативу.
Эвелина
Вот стою я на кухне, и кушать готовлю, а внутри ощущаю странную тревогу. То, что Элеонора Рудольфовна буквально насильно меня заперла в этой квартире вчера вечером со словами «супругам полагается жить вместе», казалось еще мелочью. На все мои доводы о том, что для начала нужно обсудить все с ее внуком – она находила контраргументы, и выворачивала информацию себе во благо. Я никогда не умела с кем-либо спорить. А с этой женщиной не имела и малейшего шанса. Совесть меня мучила по многим пунктам, и нужно объясниться. Так что беру поднос с чашкой кофе, омлетом, тостами и стаканом молока.
Вольдемар Вениаминович (никак не привыкну обращаться к нему по другому) вызвал во мне очередной укол совести. Он был во вчерашнем мятом костюме. Не выспавшийся. Растрепанный. И такой домашний… Я водрузила на журнальный столик яства и осталась стоять. Он небрежным взглядом изучил содержимое своего завтрака и выдал:
- Я молоко не пью.
- Это я себе…
В ответ он лишь искоса на меня глянул и первым делом пригубил горячий ароматный напиток. После первого глотка рука привычно потянулась за сигаретой, но он остановил себя. Вновь бросил на меня укоризненный взгляд, и сделал еще один глоток.
- Может, присядешь? А то мне кусок в горло не лезет.
- Простите! – я поспешила и пристроилась на край дивана.
Он подсунул мне мой стакан с молоком, и продолжил трапезу уже более расслаблено. Зато я расслабиться в его присутствии никак не могла. Мне хотелось поговорить, объясниться – но я не знала с чего начать.
- Спасибо! – выдал он дежурную фразу, но мне стало приятно от такой малости. Я невольно улыбнулась.
- Поговорим? – прямо в лоб начал он, и откинулся на спинку дивана.
- Да конечно! Я тоже хотела бы объясниться.
- По поводу?
- Элеонора Рудольфовна, вчера активно настаивала на моем присутствии в вашем – я осеклась, вспомнив его недавнюю просьбу – в твоем доме. Я ей пыталась объяснить, что это не корректно, но она не стала и слушать.
- Это в ее характере. Но меня интересует другой момент.
Он замолчал, пристально всматриваясь в мое лицо, ожидая реакции. А я могла лишь молча ждать жутко смущаясь.
- Как ты понимаешь, у нас с тобой сложилась слегка сложная ситуация…
- Угу – положительно закивав, ответила я.
- И то, что было в те две ночи еще не означают, что я по уши в тебя влюбился и все брошу. Я хочу, чтобы ты воспринимала ситуацию как есть - между нами по прежнему лишь брак по расчету. Но с единственным исправлением – его срок продлится до рождения ребенка.
Я сглотнула тугой комок, который подступил к моему горлу. Не скажу, что я питала призрачные надежды на его счет, но признаюсь честно - мне стало немного обидно.
- Как и раньше, по завершении контракта, я выплачу тебе приличную компенсацию, ребенок останется со мной. Я его признаю как своего, и это не обсуждается. Но, видеться вы с ним не будете. После того как я решу вопрос с Анной, и все ей объясню, она станет матерью и по документам и по факту.
Я с трудом сдерживала неожиданно подступившие слезы и натянула на лицо дежурную улыбку. Все чего я сейчас желала - это плюнуть ему в лицо и сбежать подальше. Я была слабой во многих вопросах. Но вот так распоряжаться жизнью моей и моего ребенка, казалось кощунственным. Хотя реальность такова, что на его стороне и деньги, и власть. И если я не соглашусь добровольно, он сделает это насильно.
- Простите меня – я встала, прикрывая лицо рукой – мне нужно в уборную…
- Опять тошнит?
Я лишь положительно кивнула и быстро удалилась прочь. Мне потребовалось минут двадцать, чтобы привести себя в норму и собрать эмоции в кучу, чтобы не устраивать истерики на публику. Никогда этого не любила. Моя заниженная самооценка сделала из меня податливого и удобного для чужого использования человека, но это еще не значит, что я ничего не чувствую и не понимаю. Скорее всего, Вольдемар Вениаминович воспринимал меня, как и все остальные – как удобную временную замену (а точнее вынужденную), которую потом можно выбросить.
Когда я спустилась в гостиную, он уже был одет, как всегда аккуратно и стильно. Я надеялась, что мы сможем нормально поговорить, но:
- Я на работу, а ты оставайся здесь. Если нужны какие-то вещи, то скажи консьержу, он поможет все организовать.
- Но… - он не дал мне и шанса для
