Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
– Что чувствуешь? – вдруг спросил тот, равнодушно вертя в пальцах перетянутую резинкой пачку в сто листов.
Сидели на кухне. Пили чай. Исторический день внешне вращался вокруг них как самый обычный день; пятница, что ли. За стеной у соседей телевизор гудел рекламой «Объединения „МММ“».
– Ничего, – ответил Матвей. – Совсем ничего. Это, знаешь, как… как дембель. Пока служишь первые месяцы, думаешь: вот пройдет два года, и я поеду домой абсолютно счастливым человеком, и оранжевое небо будет мерцать над головой… А когда два года проходят и ты действительно возвращаешься – все происходит без особенной радости. Чувства перегорают.
Знайка скупо улыбнулся, захлопнул крышку волшебного чемоданчика, а пачку, которую держал в руках, швырнул на убогую клеенчатую скатерть стола. И произнес волшебную фразу:
– Поставь на карман.
Уговорились взять день отдыха, после чего засучить рукава и действовать.
Матвей сказал правду. Он действительно сначала ничего не чувствовал. Сильные эмоции не сразу бьют по мозгам и по нервам. Мудрая природа устроила так, что все происходит постепенно. Иначе люди, выигравшие в лотерею миллион, мгновенно сходили бы с ума от шока. Матвея накрыло потом. Спустя несколько часов, примерно к полуночи он понял, что уснуть не сможет. Поставленные на карман деньги требовали, чтобы их незамедлительно потратили.
Едва дождавшись утра, Матвей принял душ, оделся во все лучшее и поехал в центр города. Сомнамбулически щурясь, он заходил в магазины – и покупал.
Вселенная была дефлорирована. Золотое солнце встало над миром чистогана, и высоко в оранжевых небесах парили, касаясь друг друга крылами, ангелы спроса и предложения.
Он покупал рубахи жатого шелка, брючные ремни из свиной кожи, кассеты с музыкой и фильмами, портвейны, коньяки и виски, а также бокалы для распития портвейнов, коньяков и виски. Он покупал охотничьи ножи, туалетные воды, гель для волос, щипчики для выдергивания волосков из ноздрей, авторучки с золотым пером, наручные часы, порножурналы, брелоки для ключей, портфели и кошельки, кремы для обуви, сигары и гильотины для обрезания сигарных концов, курительные трубки и табак для трубок, антикварные пепельницы, маникюрные наборы, сковородки с тефлоновым покрытием, сапоги казаки и солнцезащитные очки. Он купил массу ненужных вещей и почти все впоследствии выбросил.
Вечером заехал к маме и попытался всучить ей несколько крупных купюр – но мама отказалась.
– У тебя что-то получилось, да? – спросила она.
– У меня теперь бизнес.
– Ты родился в январе, – сказала мама, ничего не спросив про его бизнес. – Ты Козерог. Ты всегда был осторожный. Раз у тебя бизнес – будь очень осторожен…
Он пообещал.
Мама давно уже не заговаривала с ним об археологии. Да и сам Матвей остыл. Ему больше не хотелось жить в палатке и раскапывать древние города. Ему хотелось стать прожженным коммерсантом. Совершать сделки. Отправлять факсы. Сыпать жаргонными словечками. Мало спать. Много работать. И регулярно ставить на карман заработанное.
Последующие несколько дней они колесили по городу в поисках помещения под офис и склад. Нашли. Хозяином недвижимости на улице с простым названием Южнопортовая выступал бывший шкипер. Он щеголял во флотском ремне с бляхой, украшенной якорем, и с ходу стал называть их «ребятишки».
– Вы, значит, плавали? – спросил его Матвей.
– По реке не плавают, – снисходительно просветил шкипер. – По реке ездят.
– Будем знать, – сказал Знайка.
Ударили по рукам.
По утрам Матвей просыпался и с привычной угрюмостью напоминал себе: «Надо бежать, что-то придумывать, деньги добывать», – и тут же пробегала вдоль тела, от мизинцев до макушки, теплая волна: «Ха! А деньги-то добыты! Есть деньги! Есть! Теперь и у меня есть!» И все внутри него смеялось. Даже хрящики в суставах смеялись.
Похожие чувства он испытывал только в детстве. Скажем, лет в десять, в первый день летних каникул, когда в едва проснувшуюся голову вприпрыжку вбегала благодатная мысль о том, что впереди целых три месяца упоительного безделья.
Кстати, и здесь речь шла о том же отрезке времени. Три месяца.
О том, что деньги всего лишь заемные и через девяносто дней их предстоит отдать с процентами, Матвей старался не думать. Точнее, думал, но в простом, энергически бойцовском ключе: разберемся, прорвемся, что-нибудь сообразим. Знайка сообразит. На то он и Знайка.
Продолжая без усилий удерживать внутри себя совершенно мальчишеское ощущение счастья, Матвей выходил на улицу, где его тут же накрывало небо ярко-оранжевого цвета, садился в машину и ехал. Не куда-нибудь, не в поисках непонятно каких приключений, не для того, чтобы просто поехать, обманывая себя (вот, двигаюсь – все лучше, чем на диване лежать), – а ехал в офис. Бизнес делать!
Знайка перемещался на метро. Он презирал комфорт. По крайней мере, внешне. За полтора года, проведенные вместе, Матвей хорошо узнал своего компаньона и понимал, что тот тоже наслаждается, но по-своему. Да, на метро езжу, – но не потому что я бесштанный недотепа, а просто так проще и дешевле, а если надоест, выйду на воздух и поймаю такси…
В конце июля перечислили деньги французам. Речь шла о трех фурах вина. Ординарного и дешевого, однако натурального. Расчет делался на гарантию качества при разумной цене.
Ждали месяц. Груз прибыл. Девять тысяч наличными вручили в руки таможеннику, и этот милый человек поставил на документах круглую крошечную печать с двуглавым орлом, после чего отбыл, небрежно приняв презент – коробку красного бордо. Сколько получило государство в виде пошлин и акцизов, Матвей не знал, но подозревал, что ровным счетом ничего. Выходило, что хозяева фирмы «Вина Франции» – самые натуральные контрабандисты. Бутлегеры.
Правда, настоящие бутлегеры, как следовало из американских фильмов, без заряженного «томпсона» из дома не выходили. Знайка же предпочел доверить безопасность фирмы специалисту: щуплому человечку с золотом во рту и на запястьях, носившему погремуху Соловей.
– Штука баксов в месяц, и я весь ваш, – кратко высказался специалист, явившись впервые. – Мы тут весь порт держим. Если что – любого распилим на составные части.
Матвей хотел было вручить немногословному бандиту коробку лучшего белого, но тот с достоинством отказался.
– Я не пью, – подмигнул он. – Я курю.
Дали рекламу – и стали торговать. Товар не пошел нарасхват, но все же пошел. А потом грянул парламентский кризис.
Естественно, Матвей в событиях не участвовал, а смотрел по телевизору. Политика как таковая его практически не интересовала. Он и в девяносто первом не полез на баррикады. Какой смысл? Надо делать свою работу, а не играть в Робеспьеров. Обе произошедшие с разницей в два года революции с возбужденными толпами молодежи, с размахиванием флагами, с автоматными очередями по ночам и грохочущими по проспектам танковыми колоннами показались ему фарсом. Демагогические, беспардонные шоу для простолюдинов. Революции, кризисы, реформы и путчи шли нон-стоп, одно представление за другим, гражданам не давали опомниться, а из сановных кресел глядели все те же постные, изжелта-серые, мясистые физиономии. Имперские морды. Менялись только таблички на дверях их кабинетов. Члены Политбюро перекрасились в банкиров, Центральный комитет Коммунистической партии сделался Союзом промышленников и предпринимателей. Пока романтики бренчали гитарами и бросались под танки – эти, имперские, тихо свинтили старые таблички. Повесили новые. На этом революция завершилась, подарив каждому то, чего он хотел: одним – эмоции, другим – капитал.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
