близко: по центральной до второй винтовой лестницы, два оборота вниз, потом направо и пятый коридор по левой стене, а там — до конца. Подкачаешься на всякий случай, а заодно познакомишься с Майком. Рекомендую. Он из здешних поселенцев самый нормальный, никаких гадостей за помощь не просит.
— Помощь в чём? — спросил Джеф, потирая ушибленный лоб.
— Например, в охране твоей задницы от всяких придурков. Ну и там по мелочи: письмо передать без досмотра, патриарху пару слов сказать… Пойми, Джеф, ты в Гондолине сам по себе не выживешь, тебя тот же Эндрю с говном сожрёт. И на то, что патриарх станет вникать в твои проблемы, особо не рассчитывай. Он, конечно, приедет для ревизии, но трудники его увидят разве что мельком, после торжественной службы.
— Вроде бы, Илия говорил, что я смогу подать ему прошение.
— Можешь, не вопрос. И в унитаз спустить своё прошение тоже можешь, до патриарха дойдёт примерно с равной вероятностью. Делать ему нечего, вникать во всякий бред… Тут каждый третий застрял из-за неподъёмного штрафа. Кого с камерой поймали, кого ещё за что… Марио этот малахольный, например, складное крыло протащил, полетать вздумал. Ну, ему живо объяснили, что над Парадизом летают только по заданию ЕГЦ. Все в своё время катали прошения. Но рассчитывать на ответ патриарха можно только после ходатайства кого-нибудь из поселенцев. Тут ведь как: трудник сам не имеет права подойти к патриарху и затеять с ним разговор.
— А после службы?
— Подошёл, поклонился, получил благословение — и звездуй в нору. Вот поселенцы — тех приглашают по очереди для личной исповеди. И уж там, если правильно попросишь, кто-нибудь из них замолвит за тебя словечко. У девчат поселенки нормальные тётки, но нам к ним ходу нет. А на нашей половине сам видишь, какой выбор: Эндрю, Илия…
— …и Майкл? Похоже, действительно, из всей компашки он самый вменяемый… Одного не пойму: как он сюда попал? Что вообще такой парень делает в монашеском поселении? С его внешностью в киноактёры надо, а не ачей ультразвуком гонять…
— Сестрёнка у него сюда ушла, в трудницы. Уверовала внезапно. А потом пропала, и никаких вестей, — неожиданно помрачнев, проворчал Тим и снова уткнулся в книгу.
Джеф не стал пытаться продолжить беседу. По правде говоря, Тим уже давно злил его своей грубостью. Но зато разговоры с ним всегда приносили что-нибудь новенькое.
«Ага, — подумал Джеф, — Значит, Тим уже почти отработал свой контракт и скоро сможет получить чин поселенца. А потом свалить с Парадиза в более приятные для жизни места. Понятно, почему он теперь ни во что не вмешивается и почти ни с кем не общается. Выходит, для того, чтобы стать поселенцем, нужно выполнить определённые условия: не иметь нареканий по работе и поведению, возможно, получить рекомендацию от одного из поселенцев… Кстати, Марио. Если я правильно понял, он на Парадизе тянет уже третий контракт, а поселенцем так и не стал. Чем-то проштрафился? Или его и так всё устраивает ? Надо бы сходить поболтать с ним. Да и вообще, понять бы, правда ли всё то, что мне тут вывалил Тим, или он просто издевался над новичком. Ясное дело, мои разговоры с Марио, сегодня же дойдут до ушей Илии, а всё, что мы обсуждали с Тимом, будет передано Майклу. А кто у нас из банды Эндрю? Джей? Надо будет осторожно пообщаться и с ним. Слишком уж много говорят об Эндрю всякого дерьма, это становится подозрительно. Но с Джеем после, пока — к Марио».
С некоторым сожалением поднявшись с кровати, Джеф сунул ноги в ботинки и отправился на хозяйственный двор.
Там, разместившись под навесом, Марио подкрашивал серебрянкой из баллончика крыло своего дельтаплана.
— Привет, — окликнул его Джеф, усаживаясь рядом на пустой ящик из-под инструментов. — Слушай, я давно хотел у тебя спросить: ты летаешь только по ночам?
— Когда как. Ночью, конечно, проще, не надо нарезать круги, огибать жилые острова. Зато днём видимость лучше. Легче садиться.
— Ачей не боишься?
— Чего их бояться? — добродушно усмехнулся Марио. — Я не фоню: приборов у меня нет, чипа тоже. Светоотражатели поснимал почти все. У ачей нет причин приставать ко мне. Если я не залетаю на чужую территорию, всё нормально.
— То есть ты просто летишь своей дорогой над морем, и ачи тебя не трогают?
— Конечно. У них посыльные, летающие между островами — это норма. Но свои гнездовья ачи очень тщательно охраняют от чужаков. И от тех, кто вздумает отсвечивать на их берег.
— Зачем тогда вообще серебрянка и светоотражатели? Не проще ли сделать крыло матовым? Нет бликов — нет проблем.
— Матового убьют. У ачей подниматься в воздух могут только те, у кого есть зеркальные перья. Чем их больше, тем ач считается круче и уважаемее. Так что немного блестеть приходится, но надо знать меру. А то какой-нибудь островной царёк решит, чего доброго, что я зазнался…
— …и перья пооборвёт, — закончил фразу Джеф, припомнив беглецов с сожжённого острова. Клячу не убили, но на памяти Джефа она больше никогда не поднималась в воздух, и оперение у неё было блёклое, невзрачное. — Раз эти ачи такие… хм… территориальные существа, как по-твоему, зачем они прутся сюда и нападают на наши замки?
Марио смерил Джефа лукавым взглядом.
— А кто тебе сказал, что они нападают?
Джеф поморщился:
— Совсем-то уж за дурака меня держать не надо. Я давно понял, что ачи прилетают не просто так. Мы их зовём. Но зачем они, чёрт возьми, это делают? Что им здесь надо? Наверное, пожелай ачи в самом деле извести людей, они бы первым делом уничтожили лифт. Он довольно старый, и сделан из армированного пластика, а значит, может гореть. Но ачи его не трогают. Так же, как деревянные корабли.
— Брат мой ненаблюдательный, — с улыбкой сказал Марио, — корабли потому и отправляются в плаванье на закате.
— Хм… Я, если честно, думал, это чтобы туристы успели на утренний лёт. Но в принципе, всё логично: пока солнца нет, корабли в безопасности. И по той же причине мы снаружи драим замок от ачьего дерьма только по ночам?
— Всё верно: ачи дневные создания, они плохо видят в темноте и не летают
