Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
черт сломает не только ногу, но и хвост. В трех местах.
– Да, Всеволод Алексеевич.
– Сашенька, ты… скоро? Я… как-то неважно…
– Я сейчас буду.
Она все понимает по голосу, по паузам между словами. И несется домой, не разбирая дороги, не сняв халат, хотя выходить на улицу в белом халате, даже (тем более!) на перекур строжайше запрещено. Кабинет остается открытым, равно как и рот заведующей, которую Сашка едва не сбивает с ног.
Она боялась этого с самого начала. Что когда-нибудь понадобится ему именно в те часы, когда будет на работе. Но днем он, как правило, чувствовал себя нормально, все неприятности происходили ночью, а ночные дежурства она никогда не брала.
Сашка оказывается дома через каких-то пять минут. И сразу видит, а точнее слышит, что все не так уж страшно, как она успела себе напредставлять. Он стоит на кухне, опираясь на спинку стула. Свистит, конечно. То есть дышит часто, мелко и со свистом. Но это только начало приступа, который еще может и не развиться. Он вовремя почувствовал его приближение и вовремя позвонил. У человека богатый опыт самодиагностики, к сожалению.
Сашка как-то сразу успокаивается. Все под контролем, с таким они справлялись десятки раз. Начинает привычно шнырять по кухне: чайник на плиту, его усадить, сказать что-то ободряющее и вообще разговаривать, не молчать. Но и ответов, понятное дело, не требовать, он сейчас не слишком разговорчив. В специальном шкафчике на этот случай всегда лежит уже набранный шприц и пачка спиртовых салфеток.
– Дайте мне руку. Все хорошо, Всеволод Алексеевич. Сейчас задышим нормально. Это вот ваша лавочка, будь она неладна. Просила же не дышать краской.
Мотает головой в знак протеста, но ответить не может, кашель его душит. Глазами сверкает, возмущен до глубины души. Ну да, она не права. Лавочка была вчера. Так это не работает спустя почти сутки.
Попасть ему в вену – тот еще квест. Но зря она, что ли, столько лет в военном госпитале практиковалась? Труднее морально – смотреть, как доверчиво он закатывает рукав и протягивает ей руку. Знать, что он безоговорочно доверяет, что надеется на нее целиком и полностью. Иногда Сашке кажется, что он считает ее каким-то всесильным волшебником. И это чертовски пугает, потому что все, что есть в ее распоряжении, – это стандартный алгоритм лечения и знание конкретно этого пациента. А, ну и огромная эмпатия, от которой вреда больше, чем пользы, ибо еще чуть-чуть, и она начнет задыхаться вместе с ним.
– На меня смотрите, – осторожно берет его за подбородок, поворачивая лицо к свету. – Хорошо все, Всеволод Алексеевич. Вовремя успели. Сейчас будет чай. С молоком?
Кивает. Главное, что губы не синие, черных синяков под глазами нет. До кислородного голодания дело не дошло. Дома есть все: от сильных препаратов, за хранение которых можно и огрести неприятностей, до кислородного баллона и маски. Но до всей этой артиллерии лучше не доводить.
Сашка ставит перед ним кружку. Замечает на раковине утреннюю тарелку, полную. Вздыхает, но от комментариев воздерживается. Садится напротив. Смотрит, а скорее, слушает, как он пьет.
– Все? Легче?
– Да. Ты в халате. Настоящая тетя доктор.
– Вам нравится?
Качает головой.
– Нет? Почему?
– Никогда не любил ролевые игры.
И смотрит ехидно. Сашка улыбается. Да, теперь она видит, что ему легче. Еще минут двадцать они проводят в тишине. Всеволод Алексеевич не спеша пьет чай и приходит в себя, Сашка возится рядом: моет посуду, протирает стол, раскладывает по ячейкам в ящике вилки и ложки, сваленные на раковине кучкой со вчерашнего дня. Когда Всеволод Алексеевич, пусть и делая долгие паузы между фразами, начинает рассказ, Сашка вздыхает с облегчением.
– Однажды мы были на гастролях в Америке. Тогда еще, в советское время. Считалось огромной удачей выехать на гастроли в капиталистическую страну, тем более в США. Нам, счастливчикам, все коллеги завидовали. Хотя условия предоставляли дикие. Мы сопровождали нашу олимпийскую сборную, выступали для своих же спортсменов, а жили, не поверишь, в здании тюрьмы. На время Олимпиады ее освободили от заключенных и поселили советских артистов! Впрочем, их тюрьма оказалась получше некоторых наших отечественных гостиниц, но речь не о том.
Сашка само внимание. Она готова его слушать бесконечно. Несмотря на то, что ей надо бы вернуться на работу. Или хотя бы позвонить. Оставлять его снова одного точно нельзя.
– Никаких экскурсий нам не устраивали, посмотреть страну не давали. На автобусе привезли в так называемую гостиницу тире тюрьму, на автобусе увезли. Сопровождающие из одного всем известного ведомства тщательно следили, чтобы мы не ходили по их «загнивающим» магазинам и не покупали всякий хлам. Впрочем, у нас и денег-то не водилось, жалкие пара долларов суточных, сэкономленных на еде. Но на обратном пути, по дороге в аэропорт автобус застрял в пробке. Аккурат возле редакции журнала «Плейбой», представляешь? Мы тогда о нем и не слышали, конечно. Но фишка в том, что на улице возле редакции именно в тот день стояли девчонки в их «фирменных» костюмах. То есть почти раздетые, но с заячьими хвостиками и ушками. И раздавали что-то прохожим. Наверное, новый выпуск журнала, а может, какие-то рекламные листовки. Что мы тогда в этом понимали-то? Мы, осатаневшие от почти что тюремной жизни и двухнедельных гастролей, вполне еще молодые ребята увидели полураздетых девок-зайчиков! Из автобуса нас, конечно, никто не выпустил. Но увиденное еще долго будоражило наше воображение. А когда границы открыли, железный занавес рухнул и «Плейбой» стал продаваться в любом киоске, все это интересовало гораздо меньше. Что ты ухмыляешься?
– Да так, ничего. Вспомнила, как году так в девяносто восьмом вы сами для «Плейбоя» снялись!
– Я?!
Он, бедный, чуть чаем не давится.
– Вот и у меня была такая реакция, когда мне сообщили. Рванула в город, искать журнал. Пока бегала, столько всякого в воображении нарисовала.
– Саша, что за глупости. Не снимался я для «Плейбоя»! И вообще, мне в девяносто восьмом уже было лет…
– Да я вам даже найду этот выпуск, если захотите! Вы дослушайте. Покупаю я журнал, открываю. Там вы на целый разворот. В костюме, даже с галстуком. И с новогодней мишурой на шее, дело-то было перед Новым годом. Поздравляете всех девушек страны с праздником.
– Ах, вот оно что! Представляю уровень твоего разочарования.
– Скорее облегчения!
Вопросительно поднимает бровь.
– Ты настолько не питала иллюзий по моему поводу? Возможно, в девяносто восьмом для «Плейбоя» я был и староват, но в целом вполне еще…
– Я просто не хотела, чтобы вами любовалась вся страна и целевая аудитория
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
