тете необходима помощь. После той истории с кухней было бы правильно отправить ее на принудительное лечение, а не выдавать пожар за несчастный бытовой случай. Нам также следует подумать о том, как чувствует себя мой двоюродный брат, мать которого разглагольствует о его несуществующей сестре… А вместо этого мы поддерживаем весь этот театр, смеемся над ней, как только она отворачивается, злословим на ее счет, а потом хотим устроить для нее вечеринку с полным набором, от закуски до торта, лишь ради спокойной жизни, а то что может подумать семья? Я ей ответила: «Мама, семья должна задуматься!» Будем надеяться, что так оно и будет.
– А что ваша мать? – осторожно уточняю я.
Анналаура пришла в мой кабинет с тревогой, за которой мы обнаружили, что она чувствует себя чужой в собственной жизни по многим причинам: любовь, учеба, поиск идентичности, представления – точно так же, как чувствуют себя остальные молодые взрослые. Она неизбежно заводит разговор о семье. Я с семьей Анналауры незнакома, но по ее историям могу составить о ней впечатление, скажем так, атмосферное. Внутри меня копятся ее рассказы, эмоции, прилагательные, которые она выбирает для своих родственников, курьезные случаи. Однажды она принесла несколько фотографий – клиенты часто так поступают. В другой раз рассказала, что ее мать читает все, что я пишу, а потом заявляет: ничего из этого ей не нравится, она абсолютно не согласна с моими словами.
– В тот момент я заплакала. Вчера вечером, за столом. Я плакала, потому что – вы, доктор, знаете, – когда меня что-то волнует, я демонстрирую это всеми доступными мне способами, – и я не смогла сдержать слез. Я плакала, потому что была зла и расстроена. Мне казалось, это очередная упущенная возможность – ясно и честно высказать свое мнение в отношении тетиного дня рождения. Я вовсе не собиралась игнорировать тетю или ее пятьдесят пятый юбилей. Я предлагала сказать, что нам неприятны ее заявления, что нельзя замалчивать, что она раззвонила по всей округе о личной жизни моей сестры. Что семья должна иметь смелость не молчать, когда это необходимо. В нашей семье должны признать, что к тете следует относиться как к человеку с проблемами, что она не просто чудаковатая и что мои дядя и двоюродный брат нуждаются в поддержке, они не должны оставаться с этим один на один. Что мы не согласны, как к тетиному поведению относятся. И если всем этим не займутся, пение «С днем рождения тебя» и фотографии с фальшивыми улыбками следует считать оскорблением, а не праздником. Предвосхищая ваш вопрос: в этот момент мама поднялась и принялась убирать со стола. Не произнеся ни слова…
Семья должна иметь смелость не молчать, когда это необходимо.
Я слушаю ее с вниманием, которого заслуживает любой излагающий нечто прочувствованное, настоящее, личное, описывающее возможные действия, чтобы события обрели смысл, которого они лишены. Я полностью погружена в материал, который она приносит на встречи со мной, и не отстраняюсь, замечая, что рассказы Анналауры мне знакомы.
Она ищет подтверждений в учебниках. Я нахожу их в набросках из жизни, которую рассказывают мне другие молодые взрослые ее возраста.
Аврора, двадцать шесть лет, учительница начальных классов. За несколько дней до этого рассказала об ужине, посвященном выпуску брата из университета. По ее словам, она ощущала себя необъяснимо комфортно. Поразмыслив на этот счет, поняла: ощущение комфорта стало возможным благодаря тому, что она почувствовала себя в состоянии дать отпор родственникам, в особенности отцу.
– Я пришла на ужин со значком с надписью о защите прав меньшинств, приколотым к пиджаку. За столом пытались издеваться надо мной: давай, расскажи, что это за штука. Я рассказала об антирасизме и постколониальных движениях. Я была горда собой, потому что смогла высказаться на эту тему перед людьми, которые свободно используют слова негр, гомик и неотесанный провинциал. Я спорила без нажима, я продемонстрировала им, что так поступать не следует, я способна спокойно беседовать об этом за ужином. Думаю, мне не показалось, я действительно была убедительна. Доказательством послужил тот факт, что отец воскликнул: «Так, значит, все эти деньги, что я потратил на твое обучение, не были выброшены на ветер!»
Обидно только, что не он оплатил мне университет: мама заплатила налоги, а я работала, чтобы купить учебники. Интересно, действительно ли он считает, что содержал меня, или просто притворялся крутым, потому что ему нечего было сказать? Доктор, важно, что я была собой. Я знала, что разбираюсь в этих вопросах, потому что интуитивно считаю их важными, и я потратила время, чтобы изучить их как можно глубже, а заодно и себя. Я присутствовала там вся, полностью. Я была собой там, за столом с отцом и матерью, вместо которых я хожу в налоговую – теряю время, потому что они не прилагают бумажные чеки в нужном порядке, часть теряют, не знают, какие документы можно скачать. Я ела филе сибаса, пытаясь держаться на расстоянии от родителей, потому что они не умеют себя вести. Отец обращался к официанту: «Начальник», щелкая пальцами…
Двадцатидвухлетний Лука принес мне истории об ужинах в доме отца.
– Он притворялся, что ему есть что всем сказать, обращался со своей возлюбленной так, словно она чихуахуа, а она при этом виляла хвостом, словно она и есть чихуа-хуа. Мне неловко от мысли, что я должен познакомить с ним Аурелию, я беспокоюсь, что он и к моей девушке отнесется как к миленькому домашнему питомцу. Мне неловко при мысли, что она увидит очередного пятидесятилетнего мужика, который смотрит ей не в глаза, а ниже.
Отец притворялся, что ему есть что сказать, обращался со своей возлюбленной так, словно она чихуа-хуа. Мне неловко от мысли, что я должен познакомить с ним Аурелию, я беспокоюсь, что он и к моей девушке отнесется как к миленькому домашнему питомцу. Мне неловко при мысли, что она увидит очередного пятидесятилетнего мужика, который смотрит ей не в глаза, а ниже.
Меня смущает, что я не знаю, смогу ли защитить ее от его назойливого внимания, мне неловко, что я отношусь к тому же полу, что и этот токсичный мужлан, мне неловко предупреждать, что отец старается вести себя как можно приличнее – я это вижу, – но у него не выходит. Я понимаю, что он старается изо всех сил, но он действительно не может. Он просто не в состоянии избавиться от мачизма, из-за которого верит: если с женщинами случается что-то плохое, они либо преувеличивают, либо сами на это напросились. Он не способен по-настоящему поинтересоваться, как у меня дела, и рассказать, как дела у него самого, не в состоянии признать, что несчастен, несмотря на деньги, карьеру, чихуа-хуа и тридцатилетнюю подружку. И он не пытается понять, когда я говорю, что не имею желания идти к нему на ужин во вторник вечером, кричит, что я отталкиваю отца. Когда я откладываю его знакомство с Аурелией, он утверждает, будто я не хочу вовлекать его в свою жизнь. Я даже не утруждаю себя тем, чтобы объяснять ему причины. И знаете почему? Многие считают, с таким человеком бесполезно разговаривать, он не поймет. Я так не думаю. Напротив, считаю, что отец мог бы понять меня, но это бы его унизило. Если бы я увидел, что он краснеет, я бы проникся к нему жалостью и не знал, что делать дальше, потому что мы всю жизнь избегали именно того момента, когда станем по-настоящему близки и перестанем ограничиваться только тем, чтобы быть отцом и сыном исключительно по праву крови…
Отец мог бы понять меня, но это бы его унизило. Если бы я увидел, что он краснеет, я бы проникся к нему жалостью и не знал, что делать дальше. Мы всю жизнь избегали момента, когда станем по-настоящему близки…
Фильмы, где основное внимание уделяется группам родственников, собравшимся за одним столом,
