Они повелись и развязали. Правда, один из них, я позже узнал, что его Степаном зовут, вытащил пистолет, чем мне экзамен на выживание усложнил. Но у меня уже Восприятие снова работало, так что я умудрился с его помощью выхватить у Степана пистолет и всех расстрелять. Сначала стрелял куда попаду, а потом как в книгах пишут «контрольный в голову». Некоторые были живы, когда я их «контролировал».
Я перевёл дыхание. Совсем без эмоций эту историю рассказывать не получалось.
— Потом я оделся в одежду Николая… Кстати, как думаешь, что я с ножом этим легендарным сделал?
— Не знаю.
— Ну, предположи или вспомни. Тебя не было там, но насчёт этого момента ты в курсе.
Крапива на секунду задумалась.
— Первое, что пришло в голову, — это что ты его сломал. Но это глупо, так как очевидно, что нож имеет очень большую ценность и можно было его использовать для переговоров с этими людьми.
— Я тогда очень злой был. Стал убийцей, хотя очень этого не хотел. Мысли были, что я типа вышел на тропу войны, что вы об меня зубы обломаете. В таком духе. Вот я этот «железный зуб» и сломал. Так что первая твоя мысль правильная была. Потом у меня был незабываемый опыт по обыску мёртвых тел, погрузке их в машину, транспортировке в укромное место и закапыванию под деревом в лесу. Кстати, если ты уж совсем мне не веришь, то могу свозить, показать, думаю, их до сих пор не нашли.
— Нет, спасибо. И что дальше было?
— Потом я ехал в практически бессознательном состоянии и остановился переночевать в относительно глухом месте. Заснул в кустах. Проснулся и увидел, что за мной приехала ещё одна машина с двумя бойцами этого ЧОПа. Выследили по телефонам. Я подслушал их разговор. Оказалось, что из-за того, что трупы никто не нашёл, то и не понятно, кто жив, а кто мёртв. И одна из версий прозвучала, что Степан украл нож босса. Я понял, что если они найдут машину, то могут вычислить, что Степан мёртв, тогда будут искать меня, и могут что-то плохое сделать семье. Я решил продолжить воевать всерьёз и убил и этих двоих тоже. Одного даже пытал. Ну, не совсем пытал… Ранил и пока он истекал кровью и мучился, я его допрашивал. Он просил меня скорую вызвать, а я просил его отвечать на вопросы и потом, когда он всё, что мне надо рассказал, застрелил.
Глаза у Крапивы потемнели. Она смотрела на меня со странным выражением лица, понять которое я не мог. Может, презирает, может, ненавидит, может что-то своё думает. Я решил продолжать:
— Я сжёг одну машину и на другой поехал прятаться. Заехал в Верхние Битюги, купил еды, подстригся. Потом поехал на развалины гипсового комбината. Там спрятался и сжёг вторую машину, перед этим связавшись с боссом этих отморозков и выставив всё так, будто я — это Степан. Босс поверил. Приехали пожарные и полиция. Потушили. Потом этот Анатолий Федорович, так босса звали, приехал с сыном. Сын его мужик лет тридцати, тоже в курсе всех этих криминальных дел. Ничего особо важного они не сказали. Но я хоть понял, что мне противостоит не один босс, а босс и сын. Потом я сидел и читал переписку убитого водителя с женой, включая её послания, когда он был уже мёртв. Это не самый важный для тебя факт, просто не мог не вспомнить. Тяжело было. Утром надо было решать, где прятаться, и я решил пойти в квартиру Семёныча, которая прямо над тобой. Там я случайно встретил тебя в лифте. А дальше не буду рассказывать. Там история ещё более странная начинается.
— Почему ты не хочешь всё остальное рассказать?
— Если я расскажу, ты будешь верить или не верить мне. А если ты вспомнишь, ты будешь верить или не верить себе. Мне кажется, что если я буду тебе про тебя рассказывать, то это всё запутает. Поскольку мне удалось вспомнить, что со мной сделали в психушке под наркотиками и каким-то очень жёстким облучением, то сам факт, что можно вспомнить что угодно, можно считать доказанным. Я уверен, что, если ты постараешься, ты вспомнишь всё. Не факт, что тебе это будет казаться реальным. Возможен эффект, когда путаешься, что правда, а что ложь, но если продолжить смотреть на моменты прошлого, то всё проясняется и возвращается уверенность. Сейчас я тебя похитил, так как вижу, что ты ведёшь себя так же, как я, когда хотел убить Елисея. Мне это тогда казалось самым правильным в жизни. А я чуть не убил человека. Ты примерно также себя ведёшь. Но это всё, что тебе надо знать. Дальше сама копай.
— И как это делать?
— Ну, я ложился и просто тщательно старался прослушать или просмотреть момент прошлого. Что там было, кто что говорил, что видели глаза, что слышали уши. Такие вещи. Тщательно. Если вырубает на поспать, то надо держаться и продолжать. Не могу сказать, что специалист в этом. Но посмотри, ты же называешь глюками факты, которые я знаю! Тебе доступны эти воспоминания! Пусть и кажутся нереальными. Просто постарайся с начала июня вспомнить свою жизнь. Только если что-то тщательно рассмотрела, можешь меня спрашивать, так ли я это помню. Но лучше даже не спрашивай, просто сама разбирайся.
— И мы будем здесь, пока я не разберусь?
— Такой безумный план. Да.
— А потом?
— Потом мы решим, что делать дальше.
— Мы? Ты нас в команду решил объединить? Думаешь, я что-то вспомню и воспылаю к тебе романтическими чувствами?
— Не злись. Я сделаю, как лучше тебе. Ключи тебе дам и уедешь обратно на этом Форестере. Мне в любом случае возвращаться нельзя.
— А про тренера ты ничего не рассказал.
— Про тренера ты сама вспоминай. И про тренера, и про то, почему тебе слово «био-носитель» совсем незнакомым не кажется.
— Ладно, я поняла, что ты ничего не скажешь. И что мне сидеть целыми днями на пеньке и вспоминать?
— Можешь в спальнике лежать, можешь сидеть. Есть кресло раскладное. Как тебе удобнее.
— А ты что будешь делать?
— Я пойду воду искать, так как если не найду, то у нас проблемы начнутся. Наша вода кончилась. Ты можешь пока в вещах порыться, там на тебя что-то должно подойти. Так ты попытаешься вспомнить?
— Ну, не на тебя
