пованивало.
Ну да, что-то похожее на настоящую канализацию в земном Дижоне появилось только в XIX веке, и именно эта мысль заставила меня понять, что стоять дальше бессмысленно. Черт подери этих аборигенов, но меня не пустили внутрь!
Нет, никакой грубости, что вы. Но старший из алебардщиков на воротах заглянул в мой патент, почти на зуб попробовал висячую герцогскую печать (гад был 100-процентно неграмотен), но твердо завил, что пустить не может.
— Ваша милость, ни господина маршала, ни генерального казначея нет на месте. Приходите в другой день!
Когда будет хоть кто-нибудь из них он тоже «не знал». И вот что делать, кем пугать, кого звать⁈ К канцлеру прорываться, который вроде как замещал герцога в его отсутствие, может к каким-то там «мэтрам прошений…» — были вроде и такие чиновники.
Очень смутно представляя себе структуру здешней власти, я вот прямо откровенно растерялся от всей этой несуразицы. Поэтому-то уже минут двадцать и нюхал здешнее амбре, просто не в силах поверить, что пасую в первой же схватке с недоразвитой средневековой бюрократией…
…Пока я перебирал ногами, словно стреноженный жеребец (а ничем другим я последние два дня и не занимался), колокола всего города очередной раз отзвонили — по-моему, полдень — и о чудо, кое-что в этой безнадежной истории изменилось без моего участия.
Откуда-то из ближайшего двора, не из самой резиденции, промаршировали смена.
Очередные восемь гвардейцев во главе с новым немолодым усачом. А не пустившая меня внутрь смена не строем, но довольно расслабленно побрела по пути пришедших, но в другую сторону. Нужно было что делать, иначе я рисковал и впрямь облажаться!
— Милейший, прости мне мою назойливость, — привлек я внимание «капрала», или как там называлась у них должность командира отделения.
Когда несговорчивый вояка подошел, я начал издалека.
— Извини, мы не познакомились, хотя мое имя ты знаешь…
— Я кутилье (4) господина Марсана, Ваша милость, — представился тот, уже не так напряженно как раньше, когда он был на посту.
(4) Кутилье — конный воин в доспехе, чаще всего не имеющий рыцарского или даже дворянского достоинства. Нередко в этом качестве при жандармах выступали и их оруженосцы.
— Скажи, что думаешь, если не очень опытный лейтенант из наемной роты Его Светлости, недавно неплохо повоевавший и потому щедрый к новым знакомым, пригласит тебя пообедать с ним в каком-нибудь хорошем трактире. Естественно, за мой счет, ведь это я приглашаю и требование поступить иначе — будет в ущерб моей чести!
Последнее уточнение явно пришлось ветерану по душе.
— Думаю, если мессир лейтенант не будет выведывать секреты моего собственного господина или его синьора, то в этом нет ничего плохого… — осторожно уточнил собеседник.
— О, будь уверен, меня интересует лишь моя собственная будущая рота, ну и все что поможет наилучшим способом исполнять свои обязанности. Я вырос вдали от двора, и из-за этого могу не знать многие вещи, совершенно очевидные не только такому опытному воину, как ты, но возможно даже здешним оруженосцам. Не хотелось бы неприятностей из-за этого…
Уже через час мы сидели внутри того же самого трактира «Ягненок», где два дня назад гудели с Вовкой. Едва успели перекусить и выпить по первой, как мой собеседник совершенно однозначно назвал мою будущую роту «свеженабранным дерьмом».
Прямо дословно:
— Твоя милость, я не видел именно этих, но клянусь тебе: они не могут быть ни чем кроме как свеженабранным дерьмом. Плуты, воры, несостоятельные должники, дебоширы и прочее отребье… Нет, откровенные убивцы, из тех что взяли на горячем и приговорили к петле, в твоем случае вряд ли будут, но то, думаю, тебе скорее неудача…
— Почему это? — удивился я.
— Понятно, что с такими было бы непросто управиться, но и задавить себя за просто так какой-нибудь мелкой твари они не позволили бы. А вот от остальной шушеры я бы того героизма не ожидал. Первое время они будут способны только пугаться, вопить и разбегаться…
«…Ну вот, порадовал ты меня, чувак…»
— И что бы такой опытный воин посоветовал?
— А ведь знаешь, Твоя милость, и посоветую! Советую сейчас, пока набирать не закончили, нанять кого-то из опытных и надежных отставников. И сделать из них командиров десятков. Так глядишь и…сможешь меня через год снова угостить таким знатным винцом, — все-таки закончил мысль кутилье. — Иначе совсем невеселая судьба тебя ждет. Хорошо хоть короткая! — хохотнул он, и смутился. — Прости, Твоя Милость! И да, кажется, я могу посоветовать кое-кого. Из тех, кого сам знаю…
Глава 5
А ведь «моя твоя понимай…»
Дижон — окрестности квартала бронников, вторая половина дня
(15 апреля 1402 года, следующий день)
Было невозможно разобрать, что это за типы трутся у входа в переулок.
Для бухариков они выглядели слишком прилично, для чьих-то слуг — наоборот. Стоило бы еще постоять за углом, понаблюдать, но странный монах в это время мог уходить все дальше и дальше. Мысленно махнув рукой на здравый смысл, я со всем доступным моему лицедейскому таланту умением изобразил задумчивую отстраненность, и двинул следом.
Защищенная стенами часть Дижона на самом деле была довольно небольшой.
Прибавьте сюда массу узеньких улочек (где даже пешим еще попробуй, пройди), возникающую время от времени необходимость скрыть что-то даже от самых доверенных слуг — и становится понятно, что и вполне себе респектабельные дворяне время от времени не брезговали прогулками. А уж кто попроще, так и вовсе не выглядел бы в этой ситуации странным.
«…Ну, идет, Моя Милость, по своим делам, мало ли…»
Наряд у меня был одновременно функциональным и простым, из-за этого не слишком дорогим.
Так одеться мог бы и дворянин средней руки, и вполне преуспевающий, но не склонный излишне красоваться горожанин. Однозначно на дворянство указывал лишь меч, поэтому задумке образ вполне соответствовал.
Да, шанс пройти был…
Если б проулок, в который я сунулся, оказался сквозным, например, или все подозрения на самом деле оказались ерундой, но извините, вот не с моим счастьем. Конечно же, внутри меня уже ждали.
— Я же говорил, что этот человек идет именно за Вами, мессир! — со сварливой радостью прокомментировал один из встречающих.
Шириной плеч и рук чувак был похож на портового грузчика, но одет — скорее, как крестьянин или
