Альбия смахнула слёзы, закуталась в плотное покрывало вишнёвого цвета и вышла на улицу.
Прогуливаясь по Виа Сакра – Священной улице, весталка остановилась недалеко от конной статуи. Гигантский конь чётко выделялся на фоне неба: он взвился на дыбы, но восседающая на нём дева крепко держалась в седле. Это была легендарная Клелия, героически прославившаяся во время войны римлян с этрусским царём Порсенной. Впервые женская отвага была удостоена небывалой почести – конной статуи. Солнце, проникавшее сюда со стороны Капитолия, бросало на каменное изваяние багровые лучи.
У подножия статуи, в тени, скрывались влюблённые пары; девичий смех и глухие мужские голоса смутили Альбию. Стоя неподвижно у стены какого-то дома, она увидела молодого парня и его возлюбленную. Он обхватил девушку рукой, нежно гладя её по спине. Движения пальцев юноши и упругое, просвечивающее под тонкой тканью тело девушки, готовое покориться ласкам любимого, пробудили в Альбии уже знакомое ей возбуждение.
«Я должна узнать грех», – подумала весталка и вздрогнула от этой неожиданной и дерзкой мысли.
Она быстро повернулась и почти побежала по улице, стараясь отделаться от мучительного видения.
Вечерело. Прохожих было мало, и Альбия, успокоенная тем, что на неё никто не обращает внимания, благополучно миновала Этрусский квартал и спустилась к подножию Палатина.
Вдруг из дома в соседнем переулке послышалась песня:
– Я не пойму, отчего и постель мне кажется жёсткой
И одеяло моё на пол с кровати скользит?
И почему во всю долгую ночь я сном не забылся?
И отчего изнемог, кости болят почему?
Да, несомненно, впились мне в сердце точёные стрелы
И в покорённой груди правит жестокий Амур...
Голос был молодой и звонкий, каждое слово – прочувствованным, волнующим.
Альбия заслушалась, слог показался ей знакомым, хотя она была уверена, что прежде никогда не слышала этой песни.
– Эй, Титиний! Ты слышишь меня или нет? Видно, твой Овидий околдовал тебя своими стихами, раз ты поёшь одно и то же с утра до ночи! – прозвучал чей-то сердитый голос, и всё умолкло.
Альбия стояла ещё долго, смотрела на притихший дом, а в ушах у неё звучал напев, подобный переливам далёкой флейты.
«Овидий! Снова он! Вот чьи стихи мне нужны! Они приносят радость и тепло, они очаровывают, погружают в негу, пробуждают к жизни тайные чувства и желания...» – промелькнула у Альбии мысль, после которой она решила непременно купить для себя поэмы Овидия.
При воспоминании о «певце любви» перед ней невольно возник образ Марка Блоссия. Проницательный глубокий взор его выразительных чёрных глаз неотступно преследовал её везде и всюду, заставляя волноваться молодую горячую кровь и сильнее сжиматься неискушённое жаждущее сердце.
Альбия ничего не знала о Блоссие – его словно бы не существовало в этой жизни, словно они никогда не встречались, и, если бы не цепкая память, девушка, пожалуй, решила бы, что просто придумала его. Те, с кем Альбия общалась, ничего о нём не слышали; тех же, кто мог рассказать ей о нём, не было в городе: Кальпурния уже полмесяца отдыхала на своей вилле у Неаполитанского залива.
В Риме в то лето было невыносимо жарко, и богатые горожане, покинув свои дома, уехали к морю искать желанной прохлады, новых знакомств и развлечений.
Альбия слышала, что сам император выехал со своим двором в Кампанию, а Овидий на всё лето поселился на своей вилле в Мизенах, где по вечерам собиралась «золотая молодёжь». Но где проводил свой летний отдых Марк Блоссий ей было неведомо.
Альбия не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она вышла из дому. Когда девушка приблизилась к Капитолию, солнце уже заходило. Кипарисы казались чёрными, как уголь, вершина Альбанской горы – нежной и прозрачной, как одно из тех облаков, что её обрамляли.
А дома Альбию ждало печальное известие, которое привёз гонец из Неаполя. Кальпурния писала, что больна, что не может встать с постели из-за поломанной ноги и что ей нужно непременно увидеться с «дорогой Альбией».
– Что же делать? Как быть? – заметалась по комнате девушка, прижимая к груди послание от Кальпурнии. – Она умоляет меня приехать! Ей совсем худо! Бедная, бедная моя Кальпурния...
– Может быть, старшая весталка согласится отпустить тебя на пару дней? – робко предположила Басса.
Альбия остановилась посреди комнаты. В глазах её мелькнул луч надежды.
– Сейчас же, немедля я пойду к ней! Пинария отзывчива и милосердна – она не сможет остаться безучастной к постигшему Кальпурнию несчастью, – с этими словами Альбия накинула на голову своё широкое покрывало и вышла из дома.
Великая дева жила в доме весталок, который находился рядом с храмом, и Альбии не стоило труда быстро её найти.
Внимательно выслушав торопливый рассказ девушки и прочитав письмо от Кальпурнии, старшая весталка какое-то время молчала. Затем её бескровные губы разжались – и она любезно указала Альбии на скамью:
– Садись...
Сама же она стояла и смотрела куда-то в пространство перед собой. Несмотря на усилие казаться приветливой, в ней чувствовалась плохо скрытая досада.
Альбия заметила это и смущённо сказала:
– Прости, что пришла просить... Но сердце моё не может быть спокойно, когда Кальпурния в беде. Я должна помочь ей...
– Разве у неё, кроме тебя, никого нет? – спросила Пинария, устремив на девушку проницательный взор.
– Увы, – вздохнула Альбия. – В ранней юности она, как и я, потеряла родителей, потом овдовела...
И, как бывало всегда, при воспоминании о брате в глазах у девушки появились слёзы.
– Она мне как родная сестра, – совладав с волнением, продолжала Альбия. – Я единственная, кто может её утешить и ободрить.
Тронули ли Пинарию слёзы девушки или подкупила искренность, с которой она говорила о своих отношениях с Кальпурнией, – неизвестно, только лицо её немного прояснилось и взгляд смягчился.
– Что ж, ты можешь поехать к ней, – сказала она. – Но постарайся надолго не задерживаться. Помни, что твоё место – в храме нашей богини и покровительницы.
– Благодарю тебя, Великая дева! – В порыве чувств Альбия схватила костлявую руку старшей весталки и прильнула к ней губами.
Пинария отстранила её и проговорила сердито:
– Поторопись же – ведь тебя ждут.
Они попрощались.
На следующее утро, собрав вещи и оставив дом на попечение Бассы, Альбия отправилась в Неаполь.
Глава 10Едва колесница, запряжённая парой африканских лошадей, проехав по Аппиевой дороге, повернула в сторону Кампании, взору Альбии открылась потрясающе красивая картина. Утопали в густой зелени фруктовые сады и апельсиновые рощи, золотились плодородные нивы, буйными травами благоухали луга. Казалось, нет в мире ничего более пленительного, чем этот цветущий, залитый солнцем и овеянный тёплым ветром уголок земли. Благодатный, волшебный край!
