мироздания проносящемуся зефиру. Свет с каждой минутой становился ярче, словно стирал с лица земли всю грязь и злобу, словно мог проникнуть в самые отдаленные уголки мира, заползти во все норы и щели, окутывая своим теплом, омывая светом. Казалось, он может попасть в каждую душу и не оставит скверны в сердцах. Я чуть было не поверил. На секунду лишь позволил себе восхититься Твоим творением. Да, я тоже могу замечать красоту за этой завесой тьмы и тлена, смердящего гниющей плотью грешников. Если я вижу грязь, не значит, что не умею видеть красоту. Это ты слеп. Ты считаешь, что нет места в Твоем мире темноте, позабыв о балансе, а когда наконец удосуживаешься заметить эту Гармонию — пусть она для тебя и нарушение — ты решаешь все уничтожить. Снова. Когда на платье попадает капля грязи, его чистят, а не выбрасывают.
Глава 4. Возникновение (Ранее 6 Знакомство)
Покуда солнце яркое
Восходит на головой
И светит, озаряя взором
Глаз своих, то воспоминание
о сиянии былом,
не омрачится наказанием.
Свергнут он, однако же не сломлен
Дух его могучий.
Лишь сердце в скорби
Нагоняет в душу тучи.
Молитвы больше не возносит,
Сидит обида в нем занозой,
О мести мысли порождая.
И сияние зеленых глаз его
Тихо увядает.
— Ишас, отец отправил меня, ой, — запыхавшаяся Ида влетела в кузницу и замерла на пороге. В эту секунду перестало существовать все привычное и знакомое, мир будто остановился и все звуки из него исчезли. В нос ударил резкий запах тухлых яиц. Мир накренился, когда она увидела их. Ей казалось, что эти глаза пригвоздили ее к полу, заставили онеметь и каким-то непонятным образом выдавили весь воздух из легких. Еще секунда, и она задохнется. Эти глаза. И ничего, кроме них, лишь темный силуэт, перекрывающий сияние солнечных лучей, проникающих через окна и, отражаясь от поверхностей, ослепляющих белизной все вокруг. Все ярче и ярче. И темный силуэт, преградивший путь, ставший преградой, преломляющей лучи.
— Он вышел, я могу помочь? — незнакомец казалось не заметил ее замешательства и как ни в чем не бывало продолжил складывать инструменты в ящик. Он больше не смотрел на нее, но Ида все еще не могла пошевелиться. Его тень. Он сам был как тень. — С тобой все в порядке? Э-эй! — он сделал шаг в ее сторону и помахал рукой, Иде показалось, что стены сужаются и вот-вот задавят их, прихлопнут как муху. Перед глазами начали прыгать темные точки. — Эй, ты слышишь? — он продолжал приближаться, и Иде хотелось сжаться в комок и исчезнуть, стать маленькой мышкой и скрыться от него в маленькой темной норке. Этот контраст света и тьмы сдавливал ее тисками. Ей казалось, что с каждым шагом незнакомец становится выше, больше, шире, все вокруг замедлилось, а другие картины перед глазами закружили с такой скоростью, что невозможно было понять: видения это или воспоминания, они кружили, кружили, ускорялись, на фоне слышался голос, не принадлежащий этому миру, сцены из прошлого, огни, люди, лица, снова огни, солнце, свет, тьма, кружит, кружит, кружит, вспышка, красные глаза.
— Ты слышишь? — все звуки резко пропали, комната перестала крутиться, а свет стал обычным и больше не слепил яркостью.
— Создатель! — она не поняла, крикнула вслух или все случилось в том же сумасшедшем видении, но сердце колотилось так, будто все было здесь и сейчас, она видела, но что? Это были те же глаза, но сейчас на нее смотрели зеленые, с легким оттенком желтого, когда солнце сквозь окна отражалось в них. Откуда взялись эти картины? Неужели она сходит с ума?
Приходя в себя, Ида поняла, что незнакомец держит ее за плечо, вероятно, пытаясь привести в чувство.
— Да, простите, все… все хорошо, извините, — она опустила глаза на руку незнакомца, все еще с силой сжимавшего ее плечо.
— Уверена? По тебе не скажешь, я решил, что… дать воды? — незнакомец резко отпустил ее и отошел на шаг, хотя смущенным не выглядел.
— Нет, спасибо! А мы… мы не виделись раньше?
— Сомневаюсь, я в деревне не так давно и особо никуда не хожу, печь и огонь лучше того, что ждет за дверью.
— Извините, мне просто показалось, что я могла вас где-то видеть или слышать, — последнее Ида прошептала уже под нос, не оставляя попыток вспомнить что-то, что так нагло ускользало от нее. Вопрос о том, что за дверью, она подавила.
— Бывает, но я бы запомнил! — как-то неоднозначно он произнес эти слова и подмигнул ей, протягивая руку!
— В каком смысле? — растерялась Ида.
— Память хорошая, — снова подмигнул незнакомец. — Я Луйс, — он все еще держал руку протянутой, но улыбка постепенно сходила с лица.
— А, ой, меня зовут Ида, — она пожала его руку, снова ощутив необъяснимую дрожь. Его руки будто слегка обожгли ее, но он же весь день работает с огнем, неудивительно, что кожа была горячей.
— Странные люди, добровольно лишают себя своего «я», — с усмешкой произнес Луйс, возвращаясь к ящику с инструментами.
— Что? — потирая ладонь, спросила Ида, не совсем поняв, что Луйс имел в виду.
— А, ерунда, не бери в голову! Размышляю вслух. Очень редко встретишь человека, который представляясь говорит «Я такой-то такой-то», все говорят о том, как их зовут другие. Но ведь имя принадлежит самому человеку. Он и его имя — одно целое. Имя — его душа. А человек добровольно даже таким сакральным бросается налево и направо, будто и не нужно вовсе. А ведь в именах столько значения, столько смысла. Кто мы без имени? Этот как родную мать вместо слова мама называть женой отца.
Ида стояла и только хлопала глазами. И ведь правда, почему она раньше этого не замечала и не задумывалась над этим. Но растерянность быстро исчезла, Иде даже захотелось поспорить с ним. Что-то словно восстало, взбунтовало перед этим человеком, который почему-то решил, что умнее других.
— Но ведь человек не должен думать только о своем «я», как же тогда «мы»? — ей отчаянно хотелось выразить свое несогласие, Ида сама не понимала, откуда в ней возникло это чувство.
— «Мы» без «я» существовать не может. Человек не сможет принести пользу этому «мы», если сам себя не будет уважать. Рано или поздно он станет злым, обиженным, одиноким и какую пользую такой человек принесет этому вашему «мы»?
— Ну, если он будет все делать для мы, то и они будут делать все для него — какое тогда может быть одиночество? — Ида чувствовала, как распаляется.
— Никто не
