мелкий, — Федор потрогал заплывшую бровь.
Когда мелкий в ободранной куртке и рваных штанах потопал на выход, охранник сразу рванул за ним. Федор не сомневался, что мелкий успел что-то стащить. Молодой охранник уже представил, как босс хвалит его за чуйку и внимательность.
— Стоять, шкет, чей-то ты здесь вынюхивал? — радостно рыкнул Федор, останавливая мальца.
Из-под надвинутого капюшона на него глянуло мертвенно-бледное лицо с черными провалами глазниц. Федор почувствовал, как на него дохнул замогильный холод, превративший внутренности в смерзшийся комок. Тонкие губы раскрылись, показывая мелкие острые зубы. Молодой охранник не услышал вылетевших слов, словно наглухо замурованный под могильной плитой.
Парень скрылся в толпе народа, а Федор очнулся от хлопка старшего по спине.
— Все нормально, паря? — Иса внимательно посмотрел на вспотевшего подчиненного. — Стибрил что-то?
— Нет, он чистый, — Федор помотал головой, отделываясь от наваждения. — Привидится же.
***
Некоторые прилавки еще работали, хотя большая часть продавцов разбрелась, унося с собой тяжелые баулы. Я остановился на самом краю рынка, всматриваясь в разложенные на картонках книги.
— Почем? — в сумерках я не сразу отыскал продавца, укрывшегося в ворохе тряпья.
— Мягкая обложка по пять, твердая десять, — прошелестел бесцветный голос.
Имея ограниченную сумму, я выбирал томики, пока не опустилась ночь и названия стало невозможно разобрать. Продавец терпеливо ждал.
— Сто десять ван, — вывернутые опухшие пальцы прошлись по корешкам.
— За сто не отдадите? — я протянул купюру.
— Отдам, — легко согласился продавец. — Дам еще две в подарок, если поможешь дотащить остальные.
Нагрузив прогнувшую тележку и полотняный мешок с лямкой, мы в молчании покинули рынок. Торговец предусмотрительно сворачивал, если вдалеке показывались люди. Я был полностью солидарен с ним.
— Здесь положи, — продавец распахнул двери.
Жил он на отшибе, в покосившемся деревянном доме, ощетинившимися выломанными досками и дребезжащем на ветру флигелем. В забранном мутной пленкой окне показался дрожащий огонек.
— Дедушка, это ты? — на порог вышла девочка в вылинявшем желтом платьице.
Сначала я принял ее за ребенка, но торчащая грудь и округлые бедра намекали на зрелость. Ростом чуть ниже меня, с серой кожей и тонкими руками, она могла сойти за подростка. Но личико симпатичное, несмотря на россыпь белесых рубцов на щеках.
— Эстер, зайди в дом, — засуетился торгаш, напирая на дверь. — Я не один. Вот, парень, возьми, я подобрал на свой вкус, не сочти за грубость.
Он вытащил из стопки на тележке книги и передал мне. Дверь закрылась и послышался лязг цепочек и шум засова. Странный тип, но зато я получил две книги.
— Надо было еды купить, — вслух подумал я.
Добравшись домой, я скормил Габсу остатки из банок, а сам довольствовался горячим травяным напитком с сахаром. Проглотив первую книгу, посвященную местным религиозным верованиям, я потушил керосинку и лег спать. Завтра на свалку, надо хотя бы немного отдохнуть.
Проснулся еще до рассвета. На темно-синем небе ярко сверкали звезды, а облака над горизонтом едва подернулись оранжевым светом. Выдув литр сладкого отвара, куда высыпал остатки сахар, я взял рюкзак и пошагал на свалку, крюком обходя город.
Топать пришлось больше часа, пока впереди не показалась первая гора мусора, едва ли не закрывшая половину неба. Пестрое подножье тянулось сколько хватает глаз, иногда перемежаясь высокими зарослями зонтичного кустарника. Ядоцвет. Выделяемый его листьями и стеблями сок обжигал кожу при воздействии солнечных лучей, а в особенно жаркую погоду кусты окружало плотное облака испаряющегося яда. Но такое бывает редко.
Вступив на хрустящий мусорный ковер, я взял чуть левее от первой горы, наверняка обшаренной не одну сотню раз. Идти приходилось медленно, ведь за слоем мусора часто скрывались ямы, куда проваливались ноги.
Ботинки быстро вымокли от утренней росы, а ноздри чесались от крепкого запаха пластика. В обычном бытовом мусоре часто встречались интересные вкрапления, вроде огромных железных контейнеров и бочек, пластов дерна с высохшими растениями, зараженными пушистой плесенью, остовов машин, и участков, покрытых черной коркой масла.
Пока добрался до следующего мусорного холма, ноги задеревенели от ходьбы по переминающемуся и проламывающемуся насту. Крис не был привычен к такому. К полудня от блеска белого пластика разболелись глаза. Из добычи — моток медных проводов грамм на двести, латунная дверная ручка, пачка поджаренных черных семян.
Здесь ловить нечего. Столько же можно собрать, шаря по старому городу возле пустошей.
Не собираясь уходить с пустыми руками, я углубился в мусорные равнины. Один раз вдалеке заметил еще одного сборщика, ковыряющегося в хламе длинной металлической палкой. Мне бы такую. Это была единственная встреча за весь день. Если тут так мало народа, значит, ловить практического нечего.
К найденному добавилась надорванная бумажка в десять ван, кастрюля, десяток банок из-под газировки, нож с потрескавшейся деревянной ручкой и черный плащ-дождевик с погрызенными полами. Его я оставил себе.
К пункту приема Большого, где обычно Крис сдавал найденное, я добрался с последними лучами солнца. Здесь топталась парочка человек, пришлось еще двадцать минут ждать, пока все разойдутся. Сегодня принимал Беляш — высокий, худой парень с платиновыми волосами, по свойски относившийся к Крису.
— Привет работникам свалки, — поприветствовал он меня. — Вовремя пришел, я собирался закрываться. Что там у тебя? Хм, не похоже на вещи из старого города. Ты на обычную свалку ходил?
— Да, — я кивнул. — Но почти ничего не нашел.
Приемка находилась в ангаре, с литыми железными дверями, и будкой сторожа, приходившего на ночь. Еще обычно дежурил грузчик.
— Тебе едой, как всегда? — спросил Беляш, но я покачал головой. — Тогда сорок ван по старой дружбе. По рукам?
Получив помятые бумажки, я собрался уходить, но Беляш придержал меня.
— Слушай, Крис, не лучшее ты время выбрал, чтобы начать на мусорку ходить, — полушепотом сказал парень. — Люди начали пропадать. Нет, они всегда пропадают, но вчера Седрик с семьей не вернулся. Неделю назад Марго с дочкой. А еще Одноглазый и Поки. Ты аккуратней будь, лады?
— Добро, — я пожал сухую мозолистую ладонь.
В магазин попасть не удалось. Очередь вышла далеко за пределы торгового помещения, обогнула угол магазина и остановилась у дороги. Так я здесь до ночи простою.
Слова Беляша настораживали. Единственной серьезной опасностью на новых свалках были стаи одичавших собак, кормившихся с мусора. Когда кого-нибудь загрызали, весь город выходил на охоту, прореживая ряды лохматых. И раньше бывало, что ходил себе человек на свалку, а потом бесследно исчезал. Но три случая буквально за две недели, причем, сразу исчезло несколько людей? Очень тревожный звоночек.
— Сегодня без еды, дружок, — я почесал замурлыкавшего Габса.
Проглотив за вечер две книги, я потратил весь запас керосина. Все же чтение становится моим любимым
