Наполеон исправно исполнял свой долг, подавляя хлебные бунты в Валансе и Оксоне (где некоторые солдаты его полка перешли на сторону мятежников), он рано присоединился к местному отделению революционного «Общества друзей Конституции». В это время в Аяччо четырнадцатилетний Люсьен Бонапарт, брат Наполеона, увлечение которого радикальной политикой было гораздо глубже, вступил в Якобинский клуб[9]{99}.
8 августа 1789 года, когда Париж бурлил, а значительная доля офицерского корпуса находилась в замешательстве, Наполеон снова получил отпуск по болезни, чтобы вернуться на Корсику, и провел на острове следующие восемнадцать месяцев, с головой окунувшись в местную политику. (Мы опять-таки не находим доказательств того, что он действительно болел.) Босуэлл в «Описании Корсики» указывает, что в политическом отношении остров разделен на города, девять провинций и множество церковных округов-«пьеве» (pievi, состоявшие из нескольких приходов каждый, обеспечивали «как церковные, так и мирские связи»). Полномочия губернатора, резиденция которого находилась в Корте, были ограниченными. Между городами, деревнями и кланами издавна существовали распри. Сильными оставались позиции католической церкви и изгнанника Паоли. Наполеон с воодушевлением бросился в этот водоворот, и в следующие четыре года его гораздо больше занимала корсиканская политика, нежели военная карьера во Франции.
Приехав в Аяччо, Наполеон, поддержанный Жозефом и Люсьеном, призвал корсиканцев принять революцию, встать под новое – трехцветное – знамя, прикрепить к шляпе кокарду тех же цветов, организовать клуб «Патриоты» и полк корсиканских добровольцев (подразделение Национальной гвардии, рассчитывавшее когда-нибудь сравняться с силами губернатора). Когда губернатор распорядился закрыть клуб и распустил добровольцев, имя Наполеона оказалось первым в протестной петиции, посланной в Париж, в Национальное собрание{100}. В октябре Наполеон сочинил памфлет, в котором обличал французского командующего на Корсике и критиковал островное правительство за недостаточный радикализм{101}. Пока Наполеон руководил в Аяччо революционной партией, другой корсиканец, депутат Национального собрания Антуан-Кристоф Саличетти, воспламенял сердца жителей более крупного города Бастии.
Когда в январе 1790 года Национальное собрание по предложению Саличетти объявило Корсику департаментом Франции, Наполеон поддержал это решение. Паоли, напротив, осудил этот шаг из Лондона как навязывание островитянам воли Парижа. Поскольку Саличетти и Наполеон теперь считали французские власти союзником в деле распространения революции на острове, возвращение Паоли на остров грозило расколом. В разгар политических боев (в марте Жозефа избрали мэром Аяччо) Наполеон ночами сочинял очерк истории Корсики и перечитывал «Записки о Галльской войне» Цезаря, запоминая наизусть целые страницы. Поскольку отпуск Наполеона по болезни закончился, он попросил его продлить. В полку осталось не так уж много офицеров, и командир не решился отказать.
На переработку очерка корсиканской истории у Наполеона ушло пятнадцать месяцев. Издателя он найти не смог. В уцелевших частях этого сочинения говорится, что корсиканцы – воплощение древнеримских добродетелей – пали жертвами «таинственного рока», который обрек их на угнетение. Примерно в то же время Наполеон сочинил исключительно жестокий рассказ «Новая Корсика», который начинается как приключенческий, продолжается политическими обличениями и заканчивается кровавой баней. В рассказе англичанин встречает старика-островитянина, помнящего злодеяния, совершенные на Корсике после вторжения французов в 1768 году. «Я оставил товарищей и поспешил на помощь своему несчастному отцу, которого нашел плавающим в собственной крови, – рассказал старик. – У него хватило сил лишь проговорить: “Отомсти за меня, сын мой. Таков первый закон природы. Погибни, как и я, если придется, но ни за что не признавай французов своими хозяевами”». Старик упоминает о том, что нашел обнаженный труп своей обесчещенной матери, «покрытый ранами и лежащий в самой непристойной позе», и объясняет: «Мою жену и троих из братьев повесили там же. Семерых моих сыновей – троим не исполнилось и пяти лет – постигла та же участь. Нашу хижину сожгли; кровь наших коз смешалась с кровью моей семьи» – и так далее{102}. «Тогда у своего алтаря, – объясняет старик, – я снова поклялся не щадить ни единого француза»{103}. (Напомним, жуткий рассказ сочинен 20-летним французским офицером действительной службы.) Месть старика оказывается грандиозной: он убивает всех на борту французского корабля, в том числе юнгу: «Мы втащили их тела на наш алтарь и сожгли. Это новое благовоние, кажется, умилостивило Божество»{104}. Когда началась революция, Наполеон явно поддался соблазну насилия.
24 июня 1790 года Наполеон послал свой очерк истории Корсики видному просветителю аббату Рейналю. Сочинение Рейналя («Философическая и политическая история учреждений и торговли европейцев в обеих Индиях», опубликованное в 1770 году без имени автора и запрещенное во Франции), несмотря на свой немалый объем, пользовалось успехом и оказало значительное влияние. Аббату пришлось отправиться в изгнание, но в 1787 году ему предложили вернуться. В сопроводительном письме, датированном «первым годом свободы», Наполеон рассуждал: «Народы истребляют друг друга из-за семейных споров, режут друг другу глотки во имя правителя вселенной, подлых и жадных попов, воздействующих на их воображение через любовь к чудесам и страх»{105}. С неменьшим пафосом он объяснял Рейналю: «Я охотно взялся за труд, который свидетельствует о моей любви к своей стране, тогда униженной, несчастной, порабощенной». Наполеон прибавил (подражая Босуэллу и Руссо, воспевавшим корсиканские красоты): «Я, к своему удовлетворению и позору человечества, вижу мою страну убежищем последних следов римских вольностей, а соотечественников – продолжателями Катона»{106}. Утверждение, будто склочные корсиканцы – истинные наследники Марка Порция Катона, отстаивавшего римскую свободу, представляет собой скорее доказательство одержимости Наполеона Античностью, нежели полезное историческое наблюдение. Он отправил рукопись также отцу Дюпюи, своему бриеннскому наставнику. Тот посоветовал Наполеону целиком переписать книгу, но редкий автор примет этот совет с благодарностью.
12 июля 1790 года Учредительное собрание приняло Положение о гражданском устройстве духовенства, вручавшее государству контроль над церковью и распускавшее монашеские ордены. Требование к священнослужителям присягать светским властям вызвало раскол в первом сословии (священники разделились на «конституционных», то есть принесших клятву, и неприсягнувших) и в марте следующего года было осуждено папой Пием VI. Враждебность к христианству в целом и к католической церкви в частности двигала многими революционерами. К ноябрю 1793 года собор Парижской Богоматери был посвящен культу Разума, а полгода спустя вождь якобинцев Максимилиан Робеспьер добился принятия декрета, вводившего пантеистический культ Верховного существа. Вместе с десятками тысяч лишившихся своего имущества аристократов, вынужденных уехать из Франции, страну покинуло и несколько тысяч священников.
Наполеон в памфлете одобрил гражданское устройство духовенства, и это значительно осложнило положение его самого и Жозефа: вскоре после публикации они, повстречав в Аяччо религиозную процессию, едва избежали самосуда. (Их спас бандит Трента Косте, должным образом вознагражденный [должностью инспектора минеральных вод и лесов Корсики], когда Наполеон сделался первым консулом{107}.) В июле 1790 года, после 22 лет изгнания, на Корсику вернулся 65-летний Паоли. Наполеон и Жозеф приветствовали его в составе депутации от Аяччо. Паоли немедленно и единогласно избрали главой Корсики, президентом Законодательного собрания и командующим недавно образованной Национальной гвардии.
Паоли, видевший в братьях Бонапартах сыновей коллаборациониста, несмотря на очевидное желание Наполеона заслужить его похвалу, мало что сделал для сохранения их лояльности. Одним из первых шагов Паоли (вызвавшим гнев Бонапартов и остальных жителей Аяччо) стал перенос столицы из Корте в Бастию. По местной легенде, Паоли разозлила критика Наполеоном его диспозиции, когда они посетили поле битвы при Понте-Нуово (впрочем, в мемуарах Жозеф утверждает, что брат доверил свои соображения лишь ему){108}. В последние десятилетия эпохи Просвещения в прогрессивных кругах Европы почитали Паоли. Бонапартам пришлось приложить немало усилий, чтобы помириться с ним.
15 сентября Жозефа избрали одним из депутатов от Аяччо в островное собрание, а позднее главой директории – городской администрации. Наполеон же не стал депутатом и не смог занять значительный пост в Национальной гвардии. «В этом городе полно плохих граждан, – писал он Шарлю-Андре Поццо ди Борго, члену островного правительства. – Вы и представления не имеете об их помешательстве и низости». Наполеон предложил лишить должностей трех членов городского совета. «Эта мера насильственная, возможно, незаконная, но необходимая», – объяснил он, процитировав напоследок Монтескье: «В некоторых
