всяких скидок. Это оказался вовсе не бисквитный или шоколадный торт, как Коршунова ожидала. Скорее он походил на пирог с тремя подрумяненными, посыпанными сахарной пудрой островерхими горками, даже на вид мягкий и воздушный. Коробка оказалась мини-термосом, благодаря этому десерт оставался тёплым, будто его только-только вынули из духовки. У Риммы слюнки потекли от этакого соблазна, захотелось немедленно проверить, соответствует ли вкус обещаниям. Добрый доктор, которому было поручено разрезать нокерльн на порции пока заваривается чай, оказался, мягко говоря, «не на высоте». Ходил вокруг, примериваясь то так, то эдак, пока Римма не отобрала нож и с хирургической точностью не выполнила операцию.
Зальцбургский нокерльн не обманул ожидания. Внутри он состоял из нежного суфле с подложкой из смородинового варенья. Сладость и кислинка приятно играли на языке, подводя к гастрономическому оргазму…
Испытать этот оргазм Коршунова не успела. Клейн внезапно объявил:
— А вот второй подарок!
Вскочил из-за стола, тут же опустился на одно колено, сунул зачем-то руку в карман камзола.
— Разве второй подарок — не пирог? — удивилась Римма.
— Конечно нет! Нокерльн — это… это прелюдия! А подарок — вот!
Клейн вынул из кармана алую бархатную коробочку, раскрыл. Внутри лежало золотое колечко с крошечным бриллиантом. Спросить, что это означает, Коршунова не успела, добрый доктор сам объяснил:
— Римма, как говорили в старину, я прошу вашу… твою? Нет, ваши — руку и сердце. То есть, прошу стать моей женой. Любимой.
Теперь Коршунову ошеломили по-настоящему. Если вспоминать идиомы древних, то её словно обухом по голове тюкнули. Выпучила глаза, рот раззявила. Не успела бы проглотить нокерльн — точно бы поперхнулось. И ни одной умной мысли в голове. Поэтому ляпнула неумную:
— А нелюбимой нельзя?
— Никак нельзя. Потому что я люблю вас… тебя! С первого взгляда, да. Другой любви не существует, это я как психолог утверждаю.
Больше всего Римме хотелось уверить себя, что это неуместная шутка, глупый розыгрыш. Оно и походило на шутку и розыгрыш, а не на признание в любви. Но всепланетно известный врач, член Совета Федерации такие шутки и розыгрыши устраивать не стал бы. Значит, это всерьёз?
Преклонивший колено мужчина с обручальным кольцом на левой ладони и поллитровой чашкой чая в правой со стороны выглядел неподражаемо смешно… но Римма смотрела не со стороны, она оказалась участником действа. И как выйти из уготованной ей роли, не обидев «режиссёра», не знала. А обижать доброго доктора не хотелось.
— И что я должна ответить? — спросила она наконец. — «Да» или «нет»? Ответ «я подумаю» принимается?
Клейн наморщил лоб, соображая. Признался:
— Не знаю. Думай, сколько потребуется. Но я должен дождаться конкретного ответа.
Коршунова хмыкнула. Постепенно ситуация из неправдоподобно-фантастической превращалась в забавную, хоть и несколько пикантную. Она сделала очередной глоток чая, отковырнула ложечкой суфле с вареньем, отправила в рот. Нокерльн стал ещё вкуснее.
— Друг Генрих, пей чай, а то остынет, — посоветовала. Как-то незаметно они перешли на «ты» в общении. Не удивительно! Обстоятельства никак не располагали к продолжению официоза.
Клейн послушно отпил чай.
— А пирог? — Римма с притворной суровостью сдвинула брови. — Я сама не осилю весь… наверное. Обидно будет, если остынет.
Доктор кивнул, соглашаясь.
— Холодный нокерльн — не нокерльн. Его нужно есть, пока он свежий, только из духовки. Он и так долго томился в термосе.
— Вот именно! Ешь!
Клейн поворочался, беспомощно глядя на стол. Дотянуться до тарелочки с десертом он никак не мог. Для этого требовалось встать с колен и поставить кружку. Однако старинный ритуал, который он сейчас разыгрывал, подобной вольности не допускал. Коршунова вздохнула, — придётся помочь! Разумеется, отвечать, как дура, «да» или «нет» она не собиралась. Вместо этого взяла тарелку с десертом, ложку и присела перед доктором.
— Открывай рот! — скомандовала. Когда доктор подчинился, отправила туда кусочек нокерльна.
С первой ложкой вышло удачно. И со второй. Но в третий раз Римма, едва сдерживавшая рвущийся наружу смех, поспешила. Доктор не успел проглотить, открыть рот, и суфле с вареньем попало ему не на губы даже, а на нос. Взгляд доктора сделался обиженным. Это добило. Не в силах дальше сдерживаться, Римма прыснула. Поспешно отставила тарелку, чтобы не уронить, и залилась смехом.
А отсмеявшись, вытерев с глаз слёзы, увидела происходящее совсем по-иному. Мужчина на добрых пятнадцать лет старше её, член Совета Федерации, безусловный авторитет в своей области для миллиардов землян, стоит перед ней на коленях умора уморой и не стесняется выглядеть смешным. Да ведь он специально разыграл этот спектакль, чтобы она повеселилась от души, сбросила напряжение рабочего дня, расслабилась. «Он же милый!» — поняла вдруг Римма.
Наклонилась, осторожно слизнула с кончика носа варенье. ««Сладенький»», —прошептала. И решившись, припала губами к губам, принялась расстёгивать его камзол. Доктор замычал, то ли протестуя, то ли пытаясь что-то спросить, но разговаривать, когда твой рот запечатан поцелуем, непросто.
Расстегнуть камзол и рубашку под ним было несложно, но, чтобы снять их с доктора, Римме пришлось отобрать у него чашку и бархатную коробочку.
— Это означает «да» или… — начал было он, но Коршунова оборвала:
— Я думаю!
Для Коршуновой, одним хуком валившей наземь взрослого ракшаса, приподнять щуплого Клейна и пронести пять шагов до дивана, чрезмерных усилий не потребовало. Эмпатический подлиза мигом угадал желание хозяйки, распрямился, растянулся во всю длину и ширину, вырастил мягкие и одновременно тугие подушки. Когда Римма плюхнулась рядом с мужчиной, стягивая с него и себя остатки одежды, тот промямлил в который раз:
— Это означает «да»?
— Я думаю! — рявкнула Коршунова, притягивая его к себе. Во всём последующем добрый доктор не мямлил.
Спустя два часа они лежали обнявшись, утомлённые настолько, что принять душ сил не было.
— Никогда не думала, что предложение мне сделают таким… м-м-м… старинным способом, — призналась Коршунова. — Ты бы ещё у моих родителей разрешение спросил!
— Я спросил. Сегодня… то есть вчера днём.
— Что?! — Римма приподнялась на локте, нависнув над доктором. — И что они ответили?
— Что ты взрослая, самостоятельная, умная девушка. «Надеюсь, умная», — это твой отец добавил. Что если ты решила стать моей женой, то они только рады. Совет нам, да любовь.
— «Я решила»?! Да вчера днём я слыхом не слыхивала ни о какой женитьбе! А если бы я отказала?
— Но ты же не отказала. — Клейн покосился на безымянный палец правой руки Риммы,
